Уоррен Мерфи: Кризис личности

Вот почему Римо никогда не приходил почтить память своего прежнего "я".

Прибыв сюда на закате, Римо долго стоял и смотрел на свою могилу. Несмотря на овладевшие им чувства, волевое, обтянутое кожей лицо с высокими скулами и глубоко посаженными карими глазами напоминало посмертную маску. Римо застыл в неподвижности, ни разу не шевельнувшись в течение часа.

На дешевой могильной плите было высечено его имя, крест — и больше ничего. Никаких дат рождения и смерти. Правда, никто и не знал даты его рождения — даже сам Римо.

Под плитой лежал безвестный бродяга, но Римо сейчас о нем не думал. Он просто стоял и смотрел на то единственное, что осталось от его прежней жизни. Имя да крест на гранитном камне — вот и все. Время от времени осенние листья подхватывало с могилы порывом ветра и перегоняло с одного места на другое. Большую часть жизни Римо прожил так же, как эти листья, — в одиночестве, без всяких привязанностей.

Постояв еще немного, молодой человек скрестил ноги и сел перед собственной могилой в позе лотоса. Сухие, увядшие листья беззвучно смялись под его весом. Римо прекрасно владел своим телом и в случае необходимости действовал бесшумно.

Положив на колени свои необычайно крепкие руки с широкими запястьями, Римо расслабил кисти и закрыл глаза.

Тот, кто много лет назад обучал его, говорил, что ответы на все вопросы таятся в самом себе. Так оно и оказалось. Римо научился правильно дышать, не допускать в свой организм ту отраву, которую цивилизация называет пищей, и полностью, не поддаваясь иллюзиям, использовать все пять чувств. Овладев подобными премудростями, Римо действительно стал хозяином своего тела и сознания.

— Я знаю, как дышать, — однажды сказал Римо своему учителю.

— Благодаря мне.

— Я знаю, как убивать.

— Потому что я научил тебя.

— Я знаю о себе все.

— Кроме одного.

— Да, — ответил ученик, захваченный врасплох. Учитель всегда умел застать его врасплох. — Я не знаю, кто я.

— Ты мой ученик. Продолжатель моего рода. Ты из Синанджу. Остальное не имеет значения.

— Происхождение имеет значение.

— Но не для моих предков, которые приняли тебя в свою семью.

— Большая честь для меня, папочка. Но чтобы идти вперед, мне надо знать, кто я.

— Ты должен идти вперед уже потому, что иначе зачахнешь и умрешь. Если на своем пути ты найдешь ответы на эти чепуховые вопросы — что ж, хорошо.

— Знать, кто мои родители, — это не чепуха.

— Если родители не оставили тебя дома, значит, они сочли твое появление на свет незначительным событием. Зачем же отвечать почтением на небрежение?

— Я хочу видеть их лица.

— Так посмотри в зеркало! Любой взрослый человек, сделав это, увидит в нем знакомые тени тех, кто пришел до него.

Римо последовал совету, но не увидел в зеркале ничего, кроме разочарования на своем лице.

— Зеркало лжет, — заявил он, повернувшись к учителю.

— Значит, ты не желаешь видеть ту правду, которую оно пытается до тебя донести.

— Что ты имеешь в виду?

— В твоем лице отражаются черты твоего отца и твоей матери. Но все перемешалось так, что у тебя может быть нос одного и глаза другого. Чтобы узнать правду, нужно разделить эти элементы. Кроме того, ребенок часто берет больше от одного родителя, чем от другого.

Римо дотронулся до своего лица.

— Я никогда об этом не думал. Нельзя ли как-нибудь определить, на кого я больше похож — на отца или на мать?

Мастер Синанджу беспомощно пожал плечами.

— У корейца — да. У тебя — нет.

— Но почему?

— Одна обезьяна очень похожа на другую. Хе-хе! Одна обезьяна очень похожа на другую!

Римо нахмурился, но, после того как мастер Синанджу вдоволь посмеялся над собственной шуткой, продолжил разговор:

— И все же я хочу найти своих родителей!

— Тогда посмотри в зеркало памяти — загляни в свою собственное сознание. Ибо ни один ребенок не появился на свет, не увидев лица хотя бы одного из родителей. И пусть это самое первое воспоминание глубоко запрятано, оно сохраняется навсегда.

— Я совсем не помню своих родителей.

— А сознание твое помнит. Надо только разбудить свою память.

Римо удалился. Пять дней он медитировал, употребляя только холодный рис и очищенную воду. Но перед его мысленным взором не возникли лица родителей.

Когда он пожаловался мастеру Синанджу, тот только коротко ответил:

— Значит, ты не готов.

— Когда же я буду готов?

— Когда твоя память сможет распускаться, подобно лепесткам хризантемы.