Уоррен Мерфи - Стальной кошмар

– А не будет ли это жестоко по отношению к ней, Римо?

– В каком смысле? – поинтересовался Римо и одним ударом расколол первый стебель на две равные половины.

– Ей придется слишком далеко ходить, чтобы разбудить тебя утром.

Рука Римо замерла в воздухе.

– О чем ты говоришь?

– Ты еще не женат, а уже недостойно обращаешься с будущей женой.

– Разве строительство дома для нее можно считать недостойным обращением?

– Дело не в доме, а в месте, где он стоит.

– Где же он должен стоять?

– Рядом с домом моих предков.

Только тут до Римо дошел смысл его слов.

– Ясно, – произнес он. – Папочка, давай присядем.

– Хорошая мысль, – согласился Чиун, устраиваясь на валуне.

Римо примостился в ногах единственного отца, которого он знал, и сложил руки на коленях.

– Так ты расстроился, что я строю дом слишком далеко от тебя? – спросил Римо.

– С восточной стороны там достаточно места.

– Если называть простором двенадцать квадратных футов.

– В Синанджу не принято сидеть дома целыми днями, как у вас в Америке.

Римо посмотрел поверх скалистой гряды, носившей название “Рог Гостеприимства”, окидывая взором серую гладь Западно-Корейского залива. Где-то за линией горизонта лежала Америка. Там осталась жизнь, к которой он привык. Она была еще свежа в его памяти, но он отогнал от себя воспоминания. Теперь его дом здесь, в Синанджу.

– Но если я построю дом с восточной стороны, то закрою тебе солнце. Я ведь знаю, как ты любишь, чтобы утром солнце заглядывало в твое окно. Я ни за что не соглашусь ради собственного удовольствия лишить тебя этой радости.

Чиун кивнул, и белые волоски бороды подлетели вверх. В его ореховых глазах мелькнул огонек, свидетельствующий, что он доволен рассуждениями ученика.

– Римо, это очень благородно с твоей стороны.

– Спасибо.

– Но ты должен подумать о своей невесте. Холодным утром ей придется каждый раз проделывать такой долгий путь до твоей постели.

– Папочка... – начал Римо, пытаясь подобрать слова, чтобы наилучшим образом выразить то, что хотел сказать.

– Да?

– Ее постель будет и моей постелью. Мы же будем муж и жена, разве ты забыл?

– Все верно, – подтвердил Чиун, поднимая вверх палец с длинным ногтем. – Именно это я и хочу сказать: она всегда должна быть рядом с тобой.

– Слава Богу, – с облегчением произнес Римо.

– Конечно, – согласился Чиун, полагая, что Римо наконец понял, что он имеет в виду.

Иногда Римо так медленно соображает! Что поделаешь, белый человек есть белый человек. Его так и не удастся перевоспитать до конца, но лет через двадцать-тридцать он станет в большей степени корейцем, чем сейчас. Особенно если будет чаще бывать на солнце.

– Так в чем же дело? – спросил Римо.

– В доме. Он тебе совсем ни к чему. Римо нахмурился.

Это насторожило Чиуна: возможно, парень не понял, о чем идет речь.

– Я сейчас все объясню, – сказал Мастер Синанджу. – Место Ма Ли – возле тебя. Так?

– Так.

– Отлично. Ты сам это только что признал. А твое место – рядом со мной, верно?

– Ты Мастер Синанджу, я твой ученик. Чиун встал и радостно захлопал в ладоши.

– Отлично! Значит, мы обо всем договорились.

– О чем договорились? – спросил Римо, тоже вставая.

– После свадьбы Ма Ли переедет к нам. А теперь давай я помогу тебе разобрать это никчемное сооружение.

– Нет уж, папочка, так не пойдет. От удивления на пергаментном лице корейца появились глубокие морщины.

– Что?! Ты не хочешь Ма Ли? Прекраснейшей и добрейшей Ма Ли, благородно закрывшей глаза на твою безобразно белую кожу и безродное происхождение, Ма Ли, согласившейся стать твоей женой? Ты не желаешь, чтобы она жила с тобой после свадьбы? Это что, какой-то американский обычай, о котором ты мне прежде не рассказывал?

– Вовсе нет, папочка.

– Нет?

– В мои планы не входило, чтобы Ма Ли переехала к нам.

– А как же?

– Я сам собирался переехать к ней.

– К ней?! – возопил Чиун. – То есть ты хотел съехать? Уйти из дома моих предков?!

От пережитого потрясения морщины на лице корейца разгладились.

– Честно говоря, мне и в голову не приходило, что можно поступить как-то иначе, – признался Римо.

– А я не думал, что тебе придет в голову действовать иначе, чем по законам Синанджу! – перебил его Чиун.

– Мне казалось, что тебе самому нужно право на личную жизнь. Думал, ты поймешь...

– В Корее семьи держатся вместе, – оборвал Чиун, – а не разъезжаются, как у вас в Америке. В Америке молодых женят или выдают замуж, а потом живут в сотнях милей от них. В результате члены семьи охладевают друг к другу и их семейные связи рушатся. Поэтому нет ничего удивительного, что в Америке семьи дерутся за наследство и даже убивают друг друга. Белых в Америке с детства воспитывают так, чтобы они росли чужими друг другу. Стыд и позор!