Уоррен Мерфи - Стальной кошмар

– Это потому что у них просто нечего красть.

– У них есть я. Я их богатство. Они находятся под защитой и покровительством великого Чиуна, правящего Мастера Синанджу, и сами прекрасно это знают. Они это ценят. И любят меня!

В этот момент раздался стук в дверь.

– Входи же, любезный, – громко провозгласил Чиун.

Распахнув дверь, в комнату ворвался Пул Янг, староста. Подбежав к Римо, он что-то зашептал ему на ухо, не обращая ни малейшего внимания, на Чиуна.

– Трое, – сказал Римо вслух.

Пул Янг так и покатился со смеху и, продолжая смеяться, тут же убежал. Римо слышал, как он несколько раз повторил ответ. Ночь наполнилась хохотом.

– А ведь я даже не сказал ему, в чем соль. Ведь это еще не самое смешное, – удивился Римо.

– Чего хотел Пул Янг? – спросил Чиун.

– Он хотел узнать, сколько требуется жителей Пхеньяна, чтобы заменить лампочку.

– Но ведь это мой анекдот! – прошипел Чиун. Он пулей вылетел на крыльцо и крикнул в темноту: – Чтобы заменить лампочку, нужны трое жителей Пхеньяна: один меняет, двое других подбадривают!

Смех резко оборвался.

Чиун захлопнул дверь и вернулся на трон.

– Не понимаю корейского чувства юмора, – произнес Римо.

– Это потому что у тебя его нет. Ты, как все американцы, которые обращают отправление физической надобности в развлечение. Тебе только дай волю, и ты превратишь деревню в публичные дома.

– Как это?

– А так. Это еще одна американская штучка – большие дома, где много комнат и у каждого есть своя комната. На самом же деле они владеют лишь пустым пространством между стенами, то есть, другими словами, не владеют ничем.

– Ты имеешь в виду кооперативные дома, – поправил Римо.

– А это сокровищница Дома Синанджу. Дом моих предков, дом будущих Мастеров и твой в том числе. Или, может, он недостаточно хорош для тебя, белый американец, любитель сортиров?

– Мне он очень нравится.

– Отлично. Вот и будешь в нем жить.

– Хорошо, но только когда стану правителем деревни. А до тех пор мы с Ма Ли будем жить в доме, который я построю собственными руками.

– Будь по-твоему, – сказал Чиун, вставая. – Я дал тебе все, что имел, а ты это с презрением отверг. Забирай свои паршивые шмотки и отправляйся отсюда. Будешь спать на берегу.

– Какие шмотки? – удивился Римо. – Все, что я имею, на мне.

В мгновение ока длинные ногти Чиуна коснулись пола, выложенного паркетом красного дерева, и, как на копье, нанизали оброненный Римо листок со списком усовершенствований в Синанджу.

– Вот эти! – вскричал Чиун, тряся листком перед самым лицом Римо. – Я не потерплю в Синанджу ни туалетов, ни публичных домов!

– Что ж, живи как знаешь, – грустно произнес Римо.

Он взял листок и не оглядываясь пошел прочь от Дома Мастеров.

Доктор Харолд К. Смит был простым сельским врачом. Жители Оукхэма, штат Массачусетс, любили доктора Гарри, как его называли здесь. Он приходил на дом. В наши дни врачи уже не ходят по домам. Теперь, когда на больных можно хорошо заработать, наиболее эффективный способ выжать из них побольше – это набить их, как селедок в бочку, в приемную и заставить подольше ждать.

Доктор Гарри приходил на дом вот уже сорок лет. Ему нравилась домашняя обстановка. Это был хороший, не требующий особых усилий способ заниматься медицинской практикой. Он успокаивал шестидесятидевятилетнюю душу доктора: ведь даже в этом возрасте ему больше всего требовались мир и покой.

Возможно, доктор Гарри никогда в жизни не избрал бы эту стезю, но после окончания медицинского института его призвали в армию. Было это в 1943 году. Два года он служил санитаром в первом взводе первой роты, как раз когда освобождали Францию. Он видел, как молодые ребята, только что бежавшие в атаку, в следующее мгновение оказывались на земле, в грязи, с раздробленными пулеметной очередью ногами. Прячась в окопах, он видел, как гранаты разрывали их на куски, как их давили танки, как они совершенно внезапно умирали в страшных мучениях. До сих пор его мучили кошмары и он просыпался в холодном поту.

Конечно, это была не лучшая медицинская практика, но она имела важное значение. Для некоторых раненых, попавших в руки доктора Гарри, она значила разницу между жизнью и смертью и возможность вернуться в Америку, прыгая на одной ноге и двух костылях. Доктор Гарри узнал все о ранах, ампутациях и человеческой выносливости, но, вернувшись в 1946-м домой, он стал семейным доктором, выкинув войну из головы. Или почти выкинув.