Джон Вердон - Загадай число

— Родригес звонил, — сказала она, глядя на Клайна, а затем, словно отвечая на незаданный вопрос, добавила: — Он уже едет, сказал, что будет через несколько минут.

Клайн посмотрел на Гурни, как будто ожидая его реакции.

— Род мне звонил с утра, — объяснил он. — Он хотел поделиться какими-то версиями касательно этого дела. Я предложил ему заехать, пока вы здесь. Я люблю, чтобы все были одинаково в курсе расследования. Чем больше мы все знаем, тем лучше. Секреты ни к чему.

— Отличная идея, — сказал Гурни, подозревая, что синхронизация информации была здесь ни при чем. Дело было в принципе управления, к которому тяготел Клайн: ему нравилось сталкивать людей лбами.

Секретарь Клайна вышла из комнаты, но Гурни успел разглядеть на ее лице улыбку Моны Лизы, подтвердившую его опасения.

Клайн разлил кофе по чашкам. Фарфор выглядел дорогим и старинным, но он обходился с ним без особого пиетета, и Гурни утвердился во мнении, что окружной прокурор привык к роскоши с пеленок и эта должность была лишь шагом на пути к чему-то более подходящему для прирожденного аристократа. Что там Хардвик вчера нашептывал? Что Клайн метит в губернаторы? Может быть, старый циник опять был прав. А может быть, Гурни слишком большое значение придавал тому, как человек держит чашку.

— Кстати, — произнес Клайн, откидываясь в кресле, — та пуля, которую нашли в стене, оказалась не триста пятьдесят седьмого калибра. Это была просто догадка, основанная на диаметре отверстия в стене. Эксперты говорят, что это особый тридцать восьмой.

— Как странно.

— Вообще-то обычное дело. Копы до восьмидесятых сплошь и рядом ходили с такими.

— Обычный калибр, но странный выбор оружия.

— Почему?

— Убийца сделал все возможное, чтобы заглушить звук выстрела. Но если это было его главной заботой, то тридцать восьмой особый — не самый подходящий для этого револьвер. Было бы гораздо логичнее взять двадцать второй.

— Может быть, у него не было другого оружия.

— Возможно.

— У вас другая версия?

— Он же перфекционист. Он бы сделал все, чтобы у него было идеальное оружие.

Клайн посмотрел на Гурни, прищурившись.

— Вы сами себе противоречите. Сперва вы говорите, что он пытался приглушить выстрел. Затем вы говорите, что он для этого выбрал неправильное оружие. А затем — что он не мог выбрать неправильное оружие.

— Ему было важно, чтобы не было слышно выстрела. Но возможно, что-то другое было еще важнее.

— Например?

— Если это было в своем роде ритуальное убийство, то выбор оружия мог быть продиктован сценарием ритуала. Одержимость желанием совершить убийство определенным образом могла быть важнее, чем проблема со звуком выстрела. Думаю, он сделал все в соответствии со сценарием, настолько тихо, насколько это было возможно.

— Когда мне говорят про ритуальные убийства, я сразу думаю про сумасшедших. Насколько наш убийца сумасшедший, как вы думаете?

— Мне слово «сумасшедший» кажется бессмысленным, — сказал Гурни. — Джеффри Дамер был официально признан вменяемым, а он съедал своих жертв. Дэвид Беркович был также официально признан вменяемым, а он убивал людей по велению демонического пса.

— Думаете, мы имеем дело с чем-то такого масштаба?

— Не вполне. Наш убийца одержим местью и вообще одержим — то есть эмоционально нестабилен, но вряд ли до такой степени, чтобы есть части тела или слушать приказы собаки. Очевидно, что он не здоров, но в его записках ничто не указывает именно на психоз.

В дверь постучали.

Клайн нахмурился, поджал губы и как будто погрузился в мысли о том, что ему говорил Гурни — а может быть, он просто хотел показать, что его не так-то просто отвлечь стуком в дверь.

— Войдите, — сказал он наконец громким голосом.

Дверь открылась, и вошел Родригес. Ему не до конца удалось скрыть недовольство присутствием Гурни.

— Род! — воскликнул Клайн. — Хорошо, что заехал. Присаживайся.

Подчеркнуто избегая дивана, на котором сидел Гурни, Родригес сел в кресло лицом к Клайну.

Окружной прокурор улыбнулся. Гурни увидел в этом предвкушение стычки.

— Род заехал поделиться своими соображениями по нашему делу. — Клайн это сказал как судья, представляющий противников друг другу.

— С удовольствием послушаю, — спокойно сказал Гурни. Но недостаточно спокойно, чтобы Родригес не трактовал это как скрытую провокацию. Он не стал ждать отмашки и принялся излагать свои соображения.

— Все рассматривают деревья. — Начал он таким тоном, что его было бы слышно в помещении куда просторнее кабинета Клайна. — А леса за ними не видят!