Деон Мейер - Кровавый след

Когда кружка наполовину опустела, Лоуренс спросил Флеа:

— Трудно было ехать через Зимбабве?

— А вы как думаете?

Он не позволил себя отвлечь.

— Как вы познакомились с дядюшкой Дидериком?

— Я его не знаю.

— Вот как?

— Зато я знаю Эрлихмана. — Она как будто пошла на уступку.

— Кто такой Эрлихман?

Флеа преувеличенно шумно вздохнула, показывая, что ее терпение на исходе, и спросила:

— Вы вообще знаете, откуда взялись носороги?

— В общих чертах.

— Эрлихман нашел их в Чете.

— Значит, это он раньше работал егерем в заповеднике?

— Да.

— А-а-а… — И с восхищением: — А его-то вы откуда знаете?

Снова вздох.

— В прошлом году Всемирный фонд охраны дикой природы проводил в «Чизарире» перепись слонов… «Чизарира» — это национальный парк в Зимбабве. Я работала там волонтером. Эрлихман входил в группу переписчиков.

— Ясно, — сказал Лоуренс.

Позади по-прежнему светили фары.

Флеа допила кофе, протянула мне кружку, села в позе лотоса, скрестила руки под грудью.

— Расскажите о Дидерике Бранде.

— Дядюшка Дидерик… — начал Лоуренс. — С чего начать? В Кару он личность легендарная…

— Он богат?

Интересный вопрос.

— Кто, дядюшка Дидерик? Да, он богат.

— Откуда у него деньги?

Лоуренс расплылся в улыбке.

— Что это значит?

— Как сказать… Дядюшка Дидерик, он… — Он запнулся, подыскивая подходящий эвфемизм.

— Черный лебедь, — произнес я по наитию.

Оба развернулись ко мне.

Все дело в том, что весь последний час, до того, как Лоуренс попросил кофе, я думал об Эмме.

— Черный лебедь — аномалия, непредсказуемое явление, способное коренным образом изменить ситуацию, — начал я, пытаясь вспомнить, что говорила мне Эмма шестнадцать часов назад в «Красном гранате». Она все выходные читала ту книгу и часто отпускала замечания: «Невероятно!» и «Как интересно!». Наконец, утром в субботу, я не выдержал и спросил у нее, что ее так поражает.

Лоуренс и Флеа с нетерпением ждали моих разъяснений.

— Примерно до конца XVII века считалось, что лебеди бывают только белые. Так устроен наш мозг: мы учимся, наблюдая, делаем заключения, основываясь на очевидности, и твердо верим, что это единственно возможный вариант. Если несколько сотен лет видеть только белых лебедей, становится очевидно: других просто не существует. А потом в Австралии обнаружили популяцию черных лебедей.

— При чем здесь Дидерик Бранд?

Хотя ее манера поведения раздражала, пришлось признать, что вопрос не лишен оснований.

— Все мои знакомые из Кару — в высшей степени честные, порядочные, достойные люди. У них есть свои принципы, которые гласят: хлеб насущный можно зарабатывать только честным путем… Вот почему мне и в голову не приходило, что Дидерик совсем другой.

— А он другой?

— Очевидно. — Я покосился на Лоуренса, ища поддержки.

— Он другой. — Лоуренс притормозил и включил поворотник. — Здесь нам поворачивать. — Он показал на дорожный знак: D579, направо поворот на заповедник «Лапал ала».

Флеа схватила карту, развернула ее.

— Вы уверены?

— Да, — кивнул Лоуренс, продолжая снижать скорость.

Скоро мы свернули с гладкого покрытия на довольно широкую гравийную дорогу. Лоуренс покосился на меня, и мы дружно посмотрели в боковые зеркала. Он медленно прибавил газу.

Дорога за нами оставалась темной.

Лоуренс еще увеличил скорость.

По-прежнему темно.

Флеа оторвала взгляд от карты.

— Не могу понять, где мы сейчас, — сказала она.

— Нам нужно ехать через Валватер, — сказал Лоуренс. — Потом в Бела-Бела. Объезд небольшой…

Вдруг он замолчал, потому что в зеркале ярко сверкнули лучи фар.

— Что случилось? — спросила Флеа. Она была не дурой.

— Не волнуйтесь из-за маршрута, — сказал Лоуренс.

— Почему вы все время переглядываетесь?

— За нами уже целый час едет какая-то машина, — сказал я, потому что она тоже имела право об этом знать.

Она взглянула на меня так, словно впервые меня заметила. Потом с ее губ сорвался короткий, грубый смешок.

— Вы шутите!

— Смотрите сами. — Я показал ей зеркало.

Она перегнулась через меня, увидела фары.

— Говорите, он уже час едет за нами? — Она недоверчиво хмыкнула.