Стиг Ларссон - Девушка, которая взрывала воздушные замки

— Доктор Телеборьян, похоже, что причиной отказа моей подзащитной от еды было то, что она не соглашалась принимать психотропные средства, которые вы ей давали.

— Возможно, что она это воспринимает именно так.

— А как это воспринимаете вы?

— У меня имелась чрезвычайно сложная пациентка. Я утверждаю, что ее поведение свидетельствовало о наличии угрозы по отношению к самой себе, но, возможно, это вопрос толкования. Зато она буйствовала и демонстрировала психотическое поведение. Нет никакого сомнения в том, что она представляла опасность для окружающих. Она ведь попала к нам в больницу из-за того, что пыталась убить отца.

— К этому мы еще вернемся. Вы отвечали за ее лечение в течение двух лет. При этом триста восемьдесят один день вы продержали ее связанной ремнями. Не может ли быть, что вы использовали ремни в качестве наказания, когда моя подзащитная отказывалась вам подчиняться?

— Это чистейший нонсенс.

— Неужели? Я вижу, что, согласно журналу пациентки, ее в основном привязывали ремнями в первый год, на который приходится триста двадцать случаев из трехсот восьмидесяти одного. Почему ее перестали связывать?

— Пациентка развивалась и становилась более гармоничной.

— А не в том ли дело, что другие сотрудники больницы сочли ваши меры излишне жестокими?

— Что вы имеете в виду?

— Разве персонал не подавал жалоб, в частности, на насильственное кормление Лисбет Саландер?

— Вполне естественно, что ситуацию можно оценивать по-разному. Тут нет ничего необычного. Но кормить ее насильно было затруднительно, поскольку она оказывала яростное сопротивление…

— Поскольку отказывалась принимать психотропные средства, делавшие ее тупой и пассивной. Она ела без проблем, когда ее не накачивали наркотиками. Разве лечение не пошло бы успешнее, не начни вы сразу применять насильственные меры?

— Прошу прощения за прямоту, фру Джаннини. Но я все-таки врач. Я подозреваю, что моя медицинская компетентность несколько выше вашей. Уж предоставьте мне решать, какие медицинские меры следует применять.

— Вы правы, доктор Телеборьян, я не врач. Однако я здесь не полностью некомпетентна. Наряду со званием адвоката у меня имеется законченное психологическое образование, полученное в Стокгольмском университете. В моей профессии эти знания необходимы.

В зале суда воцарилась полная тишина. Экстрём с Телеборьяном растерянно уставились на Аннику Джаннини, а она неумолимо продолжала:

— Разве не правда, что ваши методы лечения моей подзащитной привели потом к сильным противоречиям между вами и вашим руководителем, тогдашним главным врачом Юханнесом Кальдином?

— Нет… это неправда.

— Юханнеса Кальдина уже несколько лет как нет в живых, и он не может свидетельствовать на данном процессе. Но у нас в суде присутствует человек, неоднократно встречавшийся с главным врачом Кальдином, — мой помощник Хольгер Пальмгрен.

Она обратилась к нему:

— Вы могли бы рассказать, как это получилось?

Хольгер Пальмгрен откашлялся. Он по-прежнему страдал от последствий инсульта, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы говорить разборчиво.

— Меня назначили наставником Лисбет, когда ее отец нанес столь тяжкий вред здоровью матери, что та стала инвалидом и больше не смогла заниматься дочерью. Она получила неизлечимые повреждения головного мозга, и у нее неоднократно делались кровоизлияния в мозг.

— Вы говорите об Александре Залаченко?

Прокурор Экстрём с пристальным вниманием наклонился вперед.

— Совершенно верно, — ответил Пальмгрен.

Экстрём кашлянул.

— Попрошу отметить, что мы касаемся темы, подлежащей строжайшей секретности.

— То, что Александр Залаченко в течение ряда лет жестоко избивал мать Лисбет Саландер, едва ли является тайной, — сказала Анника Джаннини.

Петер Телеборьян поднял руку.

— Дело обстоит не совсем так просто, как его представляет фру Джаннини.

— Что вы хотите сказать?

— Нет сомнения в том, что Лисбет Саландер стала свидетелем семейной трагедии, приведшей в девяносто первом году к причинению тяжкого вреда здоровью. Однако нет никаких документов, подтверждающих, что такое положение дел продолжалось в течение многих лет, как утверждает фру Джаннини. Это мог быть единичный случай или вышедшая из-под контроля ссора. По правде говоря, отсутствуют даже документы, подтверждающие, что мать Саландер избил именно господин Залаченко. Мы располагаем сведениями, что она занималась проституцией, и избить ее вполне могли другие лица.