Стиг Ларссон - Девушка, которая взрывала воздушные замки

Анника Джаннини несколько секунд помолчала, пристально глядя на Петера Телеборьяна. Потом неторопливо заговорила:

— Но, доктор Телеборьян, вы начали привязывать мою подзащитную ремнями в двенадцать лет, когда ей еще только должно было исполниться тринадцать. В то время у нее не имелось ни единой татуировки, не так ли?

Петер Телеборьян на несколько секунд замешкался. Слово снова взяла Анника.

— Думаю, вы привязывали ее ремнями не потому, что предвидели, что она в будущем собирается делать себе татуировки.

— Разумеется, нет. К ее состоянию в девяносто первом году татуировки отношения не имеют.

— Тем самым мы возвращаемся к моему исходному вопросу. Причиняла ли когда-либо Лисбет Саландер себе такой вред, который мог послужить основанием для того, чтобы держать ее связанной в течение целого года? Может быть, она резала себя ножом, или бритвой, или чем-либо подобным?

У Петера Телеборьяна на секунду сделался неуверенный вид.

— Нет, но у нас имелись основания полагать, что она представляет для себя опасность.

— Основания полагать. Вы хотите сказать, что связывали ее, поскольку что-то предвидели…

— Мы производим оценку ситуации.

— Я уже примерно пять минут задаю тот же самый вопрос. Вы утверждаете, что самодеструктивное поведение моей подзащитной явилось причиной того, что за те два года, пока она находилась у вас на излечении, вы больше года продержали ее связанной. Не будете ли вы так добры наконец привести мне пример ее самодеструктивного поведения в двенадцатилетнем возрасте.

— Девочка, например, пребывала в стадии крайнего истощения. Это было, в частности, результатом того, что она отказывалась есть. Мы подозревали у нее анорексию. Нам неоднократно приходилось кормить ее насильно.

— С чем это было связано?

— Естественно, с тем, что она отказывалась есть.

Анника Джаннини обратилась к своей подзащитной:

— Лисбет, вы действительно отказывались есть в клинике Святого Стефана?

— Да.

— Почему?

— Потому что этот подлец подмешивал мне в еду психотропные средства.

— Вот как. То есть доктор Телеборьян пытался давать вам лекарства. Почему вы не хотели их принимать?

— Мне не нравились лекарства, которые мне давали. Я от них тупела. Не могла думать и на большую часть дня теряла сознание. Это было неприятно. А подлец отказывался сообщать мне, что эти психотропные средства содержат.

— Значит, вы отказывались принимать лекарства?

— Да. Тогда он начал пихать эту мерзость мне в еду. Поэтому я прекратила есть. Каждый раз, когда мне что-нибудь подмешивали в еду, я отказывалась есть в течение пяти дней.

— Значит, вы оставались голодной?

— Не всегда. Несколько санитаров иногда потихоньку приносили мне бутерброды. Особенно один санитар частенько приносил мне еду поздно ночью. Такое случалось много раз.

— То есть вы хотите сказать, что персонал больницы понимал, что вам хотелось есть, и приносил еду, чтобы вы не голодали?

— Это было в тот период, когда я воевала с подлецом из-за психотропных средств.

— Значит, для отказа от еды имелась совершенно рациональная причина?

— Да.

— Следовательно, это не было вызвано тем, что вам не хотелось есть?

— Не было. Я часто чувствовала себя голодной.

— Можно ли утверждать, что между вами и доктором Телеборьяном возник конфликт?

— Да, можно.

— Вы попали в клинику Святого Стефана, потому что полили отца бензином и подожгли.

— Да.

— Почему вы это сделали?

— Потому что он избивал мою мать.

— Вы это кому-нибудь объясняли?

— Да.

— Кому же?

— Я все рассказала полицейским, которые меня допрашивали, социальной комиссии, комитету по делам детей и молодежи, врачам, пастору и подлецу.

— Под подлецом вы имеете в виду?..

— Вот его.

Она указала на доктора Петера Телеборьяна.

— Почему вы называете его подлецом?

— Когда я только попала в клинику Святого Стефана, я пыталась объяснить ему, что произошло.

— И что сказал доктор Телеборьян?

— Он не захотел меня слушать. Он утверждал, что я фантазирую, и в наказание велел привязывать меня к кровати, пока я не прекращу фантазировать. А потом он пытался пичкать меня психотропными средствами.

— Это чушь, — сказал Петер Телеборьян.

— И поэтому вы с ним не разговариваете?

— Я не сказала ему ни слова с той ночи, когда мне исполнилось тринадцать. Тогда я тоже лежала связанной. Это был мой подарок самой себе на день рождения.

Анника Джаннини снова обратилась к Телеборьяну: