Дэвид Карной - Музыка ножей

10 ноября 2006 года, 10.04

После завтрака Коган вернулся в операционный блок. На сегодня были назначены две несложные операции, бронхоскопии. Если повезет, на каждую уйдет по часу. На самом деле это были даже не операции, так, предоперационные исследования. Задача состояла в том, чтобы провести через трахею трубку, а потом через эту трубку провести видеокамеру и инструмент для взятия пробы тканей. Ткани исследовали, чтобы понять, есть у пациента рак легких или нет. Никаких внешних разрезов. Никакой анестезии. Пациент находится в сознании в течение всей операции, его просто предварительно пичкают седативными препаратами.

Начался совершенно обычный рабочий день. Как-то раз для школьников старших классов устроили экскурсию по приемному отделению и Когану пришлось этим заняться. Так вот, они попросили его описать обычный рабочий день. Сначала Коган даже растерялся. Во-первых, объяснил он, его рабочий день состоял из ночи и дня. Коган почти всегда работал на суточных дежурствах. В дневные часы его работа проходила строго по расписанию. С утра операции, днем он осматривал прооперированных больных. А ночью жизнь была непредсказуемой. Можно спокойно проспать восемь часов кряду и никуда не ходить. А можно и проторчать до рассвета у операционного стола, штопая пациентов одного за другим. К сожалению, возможности выбрать, когда его больным следует получить травму, у него не было. А если бы его воля, люди попадали бы в аварии только между шестью и десятью часами вечера. Будь Коган президентом, он бы такой закон обязательно выпустил.

Школьники засмеялись, а одна девочка спросила:

— Если вы ночью не спите, как же вы потом работаете днем? Спать же хочется?

— Я кофе пью, — ответил Коган. — Много кофе.

Что правда, то правда. Во дворе больницы был кофейный лоток, и продавец отлично знал своего постоянного клиента. Рядом с лотком стояли столы под зонтами, и Коган часто выбирался днем на улицу. Ему казалось, он и правда сидит в кафе за столиком у кромки тротуара. Он пил латте, болтал с другими врачами и заигрывал с сестрами, которые приходили сюда покурить так же часто, как он — выпить кофе. Эти пятнадцать минут перерыва казались ему лучшими моментами в работе.

Школьникам он такого говорить не стал. Не стал рассказывать, как его достают постоянные стычки с коллегами. Детям ни к чему знать про больничные интриги. Им хотелось послушать душераздирающие истории, где хлещет кровь и вылезают наружу кишки. Разве мог он сказать им, что, работая в больнице, ты не только помогаешь людям, но часто обижаешь и задеваешь их, а порой даже сплетничаешь за их спиной? Иногда Теду казалось, что объяснение этому простое: годы, когда человеческая личность проходит стадию становления, врачи проводили в библиотеках и лабораториях, и в результате больницы получали совершенно взрослых человеческих особей мужского или женского пола, прекрасно исполняющих свои профессиональные обязанности. При этом их социальные навыки мало чем отличались от социальных навыков подростков.

Примером тому служила Энн Беклер. В то утро Коган не заметил ее, пока не услышал позади ее голос:

— А ну-ка, стой, Коган! Мне надо с тобой поговорить.

Она произнесла это спокойно и властно. Так обычно говорят полицейские, когда предлагают вам выйти из машины и предъявить документы. Коган медленно обернулся, предварительно изобразив любезную, но несколько фальшивую улыбку. Он только-только вышел из операционной после второй бронхоскопии.

— Да, Энн. Что случилось?

— Я смотрю, ты от меня все утро прячешься.

— Сейчас только десять часов. На все утро никак не тянет. Но будем считать, что это комплимент. Умудриться избежать встречи с таким хищником в течение часа — уже большое достижение.

— Коган, вот почему ты такой козел?

— Знаешь, я много об этом думал. На самом деле я ненастоящий козел. Я становлюсь козлом только тогда, когда меня бодает другой козел. К такому вот я пришел выводу. Серьезно. В момент возможной угрозы я, если можно так выразиться, предпринимаю превентивные меры обороны.

— А с чего ты решил, что тебя бодать собираются?

— Ну, у меня стоит антикозлятор.

— Чего у тебя стоит?

— Антикозлятор. Приборчик такой.

— Тебе бы лучше такой приборчик, чтобы знать, когда оперирующий хирург в твоем мнении не нуждается.

— Все относительно. Может, не нуждается, а может, и нуждается.

— К твоему сведению, я как раз собиралась ввести лапароскоп, когда ты приперся. Без тебя бы обошлись. И прекрати обсуждать мои решения в присутствии ординаторов.