Студенты, прежде поглощенные чтением книг, теперь полностью переключили свое внимание на перемещения летательного аппарата и его преследовательницы. А маленькие настольные лампы, прежде служившие исключительно тому, чтобы освещать тексты, поглощаемые внимательным взором любознательных глаз, и отвечавшие новаторскому духу дизайнерской мысли первой половины XX столетия, казалось, превратились в сигнальные огни некой посадочной полосы, о существовании которой раньше никто даже и не догадывался.
Наша тихая, незаметная библиотекарша, вооруженная мокрой шваброй и охваченная невероятным возбуждением, являла теперь собой совершенно гротескный образ. В довершение всего под сводами просторной библиотеки вдруг раздался низкий глухой голос, эхом раскатившийся по древнему храму знаний:
— Аида Пена, садись на швабру и взлетай!
В этот момент шум голосов в зале достиг своего апогея, заглушив даже рев моторчика вертолета.
Аппарат же, управляемый кем-то невидимым крайне умело, даже виртуозно, как ни в чем не бывало продолжал бороздить воздушное пространство читального зала, искусно увертываясь как от свисающих с потолка люстр, так и от ударов швабры, с помощью которых Аида Пена тщетно пыталась сбросить его вниз; при этом сие механическое — если не дьявольское — устройство по-прежнему демонстративно размахивало транспарантом, оскорбительно и вызывающе развевающимся, подобно воинскому штандарту, над скопищем умников, собравшихся в просторном зале библиотеки.
В то время как сеньорита Пена преследовала свою цель, находившиеся в зале обратили внимание на то, что насадка на швабре недостаточно хорошо отжата и остается совершенно мокрой. Влага утяжеляла швабру и никак не способствовала сохранению равновесия несчастной фехтовальщицы, с трудом удерживающей свое оружие в слабеющих руках; это, в свою очередь, нарушало точность ударов, которые наша библиотекарша пыталась направить против бесовского приспособления. В результате швабра, подобно кропилу в руках пьяного священника, обильно увлажняла не только старинный пол зала, но и тела постепенно отсыревающих читателей.
Неужели и она тоже может быть отнесена к категории придурков? Одна только мысль об этом приводила библиотекаршу в немыслимую ярость. Гораздо большую, нежели эпитет «ведьма», которым ее недавно наградили.
Несмотря на растущий шум и наступившее всеобщее веселье, Аида Пена не собиралась отступать от своих намерений и усердно продолжала преследовать летательный аппарат — с самоотверженностью истинного энтомолога и с полным отсутствием результата. Так продолжалось несколько минут, которые, в силу своей крайней насыщенности, пролетели мгновенно. Хотя героине нашего рассказа они, возможно, показались вечностью.
А завершилось все в тот момент, когда Провидение сочло уместным преградить ей путь подставкой для зонтиков и край ее юбки зацепился за палец бронзового Купидона, почерневшего от забвения и табачного дыма, которым окутывали его целые поколения посетителей читального зала. Сей Купидон являл собой некий игривый предмет интерьера, никак не вписывавшийся в атмосферу этой территории умников, которую уж игривой-то никак до настоящего момента назвать было нельзя. Зато теперь игривости ей хватило с лихвой.
Итак, бронзовый перст известного шалунишки, выставленный вперед с совершенно определенными намерениями, крепко ухватил тщательно отглаженную, без единой морщинки целомудренную серую юбку в широкую складку, скрывавшую не слишком аппетитные изгибы тела несчастной дамы и тщательно оберегавшую ее ноги от посторонних взоров. В результате сеньорита Аида, директор библиотеки, пребывавшая при исполнении служебных обязанностей, оступилась, плашмя упала на пол, издала жалобное «ой!», судорожно прикрыла обнажившийся срам и, неожиданно изловчившись, вновь приняла вертикальное положение. И все это за какие-то секунды.
Встав на ноги, библиотекарша тут же обратилась к одному из стоявших поблизости студентов. Гордясь тем, как ловко ей удалось справиться с неловким положением, она спросила у него:
— Вы видели мою быстроту?
— Вашу срамоту?
— Мою быстроту!
— Да, но я никому об этом не расскажу.
Отовсюду стали раздаваться сдавленные смешки, обычно предваряющие всеобщий взрыв хохота. Однако Аида Пена сумела подавить сие безобразие в самом зародыше, повысив голос и вопросив визгливым тоном:
— Что вы сказали?
Читать дальше