Дик Фрэнсис: По заказу

Как это ни грустно, смерть на скачках – явление довольно обыденное.

Однако три смертных случая в течение половины дня были уж слишком непривычны, чтобы ограничиться изумленно поднятыми бровями. И то, что речь шла о гибели двоих людей и лишь одной лошади, непременно должно было насторожить местную полицию. Ход событий просто побуждал ее пуститься по горячему следу.

День розыгрыша Золотого Кубка в Челтенхеме с самого рассвета выдался солнечным и ярким, с легкой пыльцой мартовского мороза, белевшей на траве. Синоптики в очередной раз ошиблись, предсказав сильный ливень, который мог добраться до здешних мест с запада. Впрочем, когда я стоял на кухне моего бывшего тестя и смотрел в окно на западную сторону неба, в воздухе не чувствовалось никаких признаков обещанного тепла.

– А, вот ты где, Сид, – проговорил Чарлз, появившись на кухне в халате, из-под которого виднелась пижама, и в мягких бархатных тапочках на босу ногу. Отставной адмирал Королевского флота Чарлз Роланд – мой бывший тесть, наставник, доверенное лицо и, вне всякого сомнения, мой лучший друг.

Я по-прежнему представлял его незнакомцам как своего тестя, хотя прошло уже десять лет с тех пор, как его дочь, а моя жена Дженни сочла необходимым поставить мне ультиматум: или я ухожу со своей работы, или она уходит от меня. Подобно любому мужчине, достигшему пика в профессии, я решил, что она имела в виду совсем другое, и продолжал работать день за днем. В итоге Дженни рассталась со мной, не скрывая своего презрения и желчной насмешки.

Через несколько месяцев после ее ухода увечье в результате несчастного случая положило конец моей профессиональной карьере, однако этот факт стал лишь очередной гримасой судьбы, от которой все равно не спасешься. Наш брак непоправимо разрушился, и мы не собирались «восстанавливать взорванные мосты» и возвращаться к прошлому. Однако понадобились целые годы и обидные объяснения, прежде чем мы сумели двинуться дальше. Со временем мы официально развелись, и Дженни вновь вышла замуж за титулованного и весьма состоятельного человека. Теперь нас ничто не связывает, мы – «посторонние», и я надеюсь, что новые увлечения скоро заставят обоих забыть о бурных ссорах минувших лет.

– Доброе утро, Чарлз, – поздоровался я. – К тому же оно ясное и солнечное.

– Чертовы синоптики, – проворчал он. – Как всегда, обманули. Ни в чем не могут толком разобраться. – Он наклонился к окну, чтобы лучше разглядеть флюгер на крыше гаража. – Юго-западный ветер, – отметил Чарлз. – Значит, дождя сегодня не миновать, и этот фронт к нам еще подойдет. Давай-ка возьмем зонты.

Я не сомневался в его правоте. Жизнь на море выработала у него сверхъестественную способность предсказывать будущее простым тычком пальца в воздух. Хотя в данном случае его прозорливость, по-моему, была в большей степени связана с привычкой слушать радио в спальне. Годы службы во флоте также приучили его отдавать предпочтение сугубо мужской компании – ведь в его время никакого женского персонала на кораблях не было. А еще он, как настоящий моряк, решал каждую проблему не торопясь, но уверенно и без колебаний. И часто говорил мне: «Нужно проплыть не одну сотню миль, чтобы признать – летчики не хуже нас, морских волков. Следует все хорошенько проверить и убедиться, что выбрал нужное направление, а не то непременно начнешь петлять и метаться зигзагами. И все увидят, какой ты законченный идиот».

Мы отправились на скачки в его «Мерседесе», бросив плащи и зонты на заднее сиденье. Пока мы продвигались к западу от его дома в оксфордширском поселке Эйнсфорд, вдоль Костуолдских взгорий и в сторону Челтенхема, солнце уже высоко взошло над роем высоких, перистых облаков. Оно скрывалось как раз в те минуты, когда мы спустились с Клайв-хилл к ипподрому. А как только припарковались на стоянке, по стеклам застучали первые капли дождя. Но фестиваль скачек в Челтенхеме – одно из величайших событий в мире спорта, и легкий, слабый дождь не повлиял на наши чувства. Они ничуть не «отсырели».

В прошлом я часто скакал по этим дорожкам и ощущал каждую травинку, словно старого друга. Во сне я по-прежнему мчался верхом, взлетая на холмы и спускаясь с них прямо к дому, что было сил пришпоривал коня, перепрыгивая через барьер у подножия, пока другие наездники сдерживались и замедляли темп перед этой хорошо известной им досадной и коварной преградой. Здесь падали в торфяник рядом с дорожкой и разбивались многие мои партнеры, когда у споткнувшихся лошадей подгибались ноги; однако победа была важнее всего. Снизив скорость, жокей старался себя обезопасить, но, пришпорив лошадь, я высоко поднимался над барьером, и такой длинный прыжок мог больше не повториться на пути от холма до финишной прямой.