Дженнифер Ли Кэррелл - Шифр Шекспира

— Фрэнсис Чайлд был профессором, — не спеша произнесла я. — Дальним предшественником Роз. Он преподавал английский язык и, между прочим, стал одним из величайших гарвардских ученых. Я, правда, понятия не имею, зачем ей понадобилось рыться в его бумагах или толкать на это меня. Чайлд занимался балладами, а не Поэтом. — Я ткнула в сторону ноутбука: — К интернету подключен?

Бен с кивком подтолкнул мне компьютер. Я открыла HOLLIS, Гарвардский библиотечный онлайн-каталог, и напечатала два слова: «Чайлд» и «корреспонденция». Возникло белое окно с гарвардским девизом — «Veritas», или «Истина», синий курсив среди алой филиграни дубовых листьев в левом верхнем углу.

— «Фрэнсис Джеймс Чайлд, — прочитал Бен из-за спины. — Корреспонденция, 1855–1896». Вот дерьмо! — простонал он. — Стоило ли стараться, если поезд три часа как ушел?

— Еще не ушел. — Я медленно покачала головой.

— Хочешь сказать, ты не заметила, где сегодня рвануло? В «Уайденере»!

— Смотри, — сказала я, показывая в экран. — Поисковый шифр РУ Ам 1922.

— Эврика! — воскликнул Бен. — Как же я раньше не догадался!

— «РУ» — сокращение от «рукописи», — объяснила я, сворачивая страницу. — А значит, письма не в «Уайденере». Они в «Хьютоне» — хранилище редких книг и документов.

— Это еще где?

— В маленьком здании между «Уайденером» и «Ламонтом».

— Другими словами, по соседству. — Он покачал головой. — С чего ты взяла, что соседняя с «Уайденером» библиотека завтра вообще откроется?

— Потому что мы в Гарварде, — ответила я с горькой усмешкой. — Увидишь — в девять все будет работать. Так что поезд еще не ушел, просто мы рано встали.

— Убедила, — отозвался Бен. Тут он наклонился и пощупал мою руку. — Ты точно решила идти до конца?

— Хочешь меня напугать?

— Тебе бы не помешало.

— В любом случае я не отступлюсь.

Бен кивнул, и мне на миг померещилось восхищение в его взгляде. Он прошел к маленькому холодильнику, вытащил банку «Ред булл» и откупорил ее, а потом, прислонясь спиной к морозилке, в задумчивости уставился на жестянку с напитком.

— Ты спишь в самолетах?

— Нет.

— А накануне спала?

— Немного.

Он поймал мой взгляд.

— Урок номер один, боец: от усталости тупеешь. А тупость может быть опасна — как для тебя, так и для окружающих. То есть для меня в данном случае. Посему буду очень признателен, если ты хотя бы попробуешь уснуть. — Бен мотнул головой в сторону двери. — Кровать там. Ванная комната — тоже. Обе в твоем распоряжении.

— Смеешься?

Он и не думал.

— Времени хватит отдохнуть пару часов. Понадобится что — я здесь, снаружи.

Вот вам и партнерские отношения: меня отсылали в кровать, как маленькую. Бесило это ужасно, но я валилась с ног от усталости, поэтому пошла в спальню.

— Спокойной ночи, профессор.

— Хватит меня так называть! — Я захлопнула дверь чуть громче, чем следовало. Передо мной распростерлась огромная кровать с лиловым покрывалом-периной, а на противоположной стене чернел прямоугольник плоскоэкранного телевизора. Из окна открывался еще один чудный вид. Ванная выглядела отдельным материком, сияющим белой плиткой. Я на время обосновалась там, закрывшись от Бена на все двери.

Обжигающий душ иголками колол плечи и стекал в водосток. Я чувствовала, как он уносит с собой мою злость и мрак последних дней. В голове возникали видения: вот огонь лижет полки кабинета Гарри Уайденера, вспыхивает на корешках драгоценных книг. Бурое тлеющее пятно расползается на страницах первого фолио. «Книги, — снова подумала я, и сердце сдавила жалость. — Уникальные, чудные книги».

«Лучше уж книги, чем люди», — сказал тогда Бен.

На память пришли другие картины: листы бумаги порхают по кабинету Роз в медленном, беззвучном танце. На ковре — осколок от бюста Шекспира, бескровный кусочек скулы. «Еще секунда в каморке у Роз, — подумала я, выключая воду, — и меня саму пришлось бы собирать по кускам».

Я вытерлась и расчесала волосы. Все верно: Бен обращался со мной как с ребенком, что ужасно бесило, но разве не так я себя повела, когда надулась и хлопнула дверью? Ладно бы он вообразил меня упрямой и неблагодарной. Не хотелось думать, какого ярлыка я заслуживаю в худшем случае.

Я потрогала ногой свои вещи. От них несло гарью. Придется пойти к Бену и попросить что-нибудь переодеться — не спать же в грязном. Я раздраженно посмотрела на свое тряпье, завернулась в махровое белое полотенце размером с простыню и пошлепала обратно в гостиную.