Мартин Смит - Три вокзала

— Готовы? — звезда тенниса пригласила всех поприветствовать актеров, взмахнув сценарием.

Танцовщицы приняли балетные позиции. Конечно, это не кордебалет из Большого, но кое-какие балетные па были им известны.

— Первая позиция! — скомандовал теннисист.

Первая балерина приняла позицию — соединила пятки, носки врозь, руки — на уровне талии.

— Я знаю, как это бывает. Каждая девочка сначала немного учится балету. Потом фигурное катание, потом — секс, — заметила Аня.

— Вторая позиция!

Следующая девочка расставила ноги и подняла руки на уровне плеча.

— Третья позиция!

Третья девочка соединила ноги, поставила правую пятку — к середине левой стопы. Левая рука — на прежнем месте. Правая — поднята над головой и полусогнута.

— Пятая позиция!

Ноги — скрещены, левая нога касается правого подъема. Обе руки подняты.

— А где же четвертая позиция? — Аня с удивлением обратилась к Ваксбергу.

Некоторые зрители решили, что теннисист просто ошибся, и стали кричать:

— Хотим четвертую позицию!

Зал подхватил их крики, игриво, но настойчиво притопывая, все скандировали:

— Хотим четвертую! Хотим четвертую!

Теннисист расплакался.

— Эх, — вздохнул Ваксберг, — снова этот Уимблдон… Я должен это исправить.

Ваксберг шел к сцене в свете юпитера, освещавшего путь. Пока он шел, Аркадий наблюдал его преображение — из проигравшего человека он превращался в энергичного, готового действовать Сашу Ваксберга. Он поднялся на сцену и взял микрофон. У этого человека есть чувство сцены, думал Аркадий. Зал продолжал скандировать, но его появление заставило всех замолчать. Он улыбнулся.

— Вы хотите увидеть четвертую?

— Да!

Он снял пиджак и передал его теннисисту.

— Не слышу. Правда, хотите увидеть четвертую?

— Да!

— Слабый ответ. Просто позор городу Москве. Последний раз спрашиваю, хотите увидеть четвертую позицию?

— Да-а-а!

Ваксберг выглядел невозмутимым. Он отставил правую ногу на носок, левая — опорная — сзади, левая рука — на талии, правая — поднята в позиции триумфа — grace.

Реакция зала — общее потрясение и восхищение. Неужели Саша Ваксберг просто паясничает? Приняв и переварив шутку, первыми откликнулись «старые львы» с верхних рядов, затем волна аплодисментов прокатилась по всему залу. — Браво! Бис! — вспыхнул зал.

— Он, что, еще и комик? — спросил Аркадий.

— У него есть еще несколько неожиданных трюков. Когда сегодня вечером гости будут возвращаться с аукциона, они, возможно, будут говорить о «Бугатти» для него и «Булгари» для нее, но, будьте уверены, они также будут говорить о невероятном Саше Ваксберге.

— Он всегда был удачливым и знал, что делать.

— Удача не имеет к этому никакого отношения.

Уже через секунду Аркадий разгадал послание.

— Вы имеете в виду, что это было срежесированно? Вся программа? Даже слезы теннисиста? Как он мог додуматься до этого?

— Потому что он — Саша Ваксберг. И… Дайте-ка мне снова взглянуть на фотографию.

Ваксберг раскланивался. Аня изучала фото. Тушь и румяна, размазанные по лицу, не могли скрыть красоту мертвой девушки, ее немигающие глаза, казалось, смотрели куда-то вверх — наверное, следили за облаками.

— Так, это — Вера, — вскрикнула Аня, подавшись вперед. — Это — отсутствующая балерина.

— Фамилия Веры?

— Я не знаю.

— Вы же пишите репортажи. Может, она есть у вас в записной книжке.

— Конечно, — Аня листала страницы. — Вот балерины «Нижинского», не хватает Веры Антоновой. И она второй раз оценила Аркадия: — Вот теперь вы похожи на следователя.

Женя и Мая поделили пакет чипсов в ночном кафе на Ярославском вокзале. Он учил ее, как пользоваться новым сотовым телефоном. Она просто кричала в трубку, ей казалось странным, что нет привычных проводов.

— Не могу представить, что ты никогда раньше не пользовалась мобильным. Никогда не писала смс? Не смотрела видео?

— Нет.

— Откуда ты такая взялась?

— Тебе незачем этого знать.

— Ну, доверься мне.

— Зачем? Нет смысла.

— Почему нет?

— Нет смысла… Слушай, а теперь, когда у меня есть этот телефон, что с ним делать? Я никого не знаю, кто бы мог позвонить мне.

— Ты можешь мне позвонить. Я поставлю свое имя первым.

…

— Ты можешь его убрать?

— Ты не хочешь, чтобы у тебя был мой номер?

— Я не хочу ничьих имен или номеров. Ты можешь стереть его?

— Конечно, сотру. Нет проблем.

Все было опять не то — как-то неловко. Он опять зашел слишком далеко. Он с облегчением увидел на соседнем столике шахматную доску — электронные шахматы. Склонившемуся над ней мужчине было около пятидесяти — из седой бороды торчал красный нос. На практически непонятном английском он попросил себе еще джина. Женя заметил, что трудность игры была установлена на среднем уровне. Неловко было смотреть на взрослого мужчину, который пользуется подсказками.