Мартин Смит - Три вокзала

— Ну, так вот, у меня внизу соседи, эти два сибиряка…

— Волчек и Примаков. Мы у них были.

— Не сегодня вечером, но ночью накануне они украдкой проскочили в дом с мешками для перевозки трупов. Мешки были полными. Вчера я случайно вышла из лифта этажом раньше (они все выглядят одинаково). И прежде, чем я вставила ключ в замок, услышала громкие голоса — они говорили о расчленении тела.

Глаза Фурцевой сияли.

— Вы шпионите за соседями? — Аркадий присоединился к разговору.

— Ненамеренно.

— Вы вставили ключ в замок и…

— Нет, до того.

— И как долго вы стояли у двери?

— Недолго. Секунд десять самое большое.

— Они открывали дверь?

— Да, но я отправила лифт на самый верхний этаж и пошла по лестнице пешком, а туфли несла в руках.

— Опасные игры.

— Да… — глаза Фурцевой загорелись.

— Вы очень довольны собой.

— Еще бы, так что не шушукайтесь, у меня превосходный слух.

— Вы носите очки?

— Когда читаю.

— Когда читаете, но не для того, чтобы смотреть на расстоянии? Вы понимаете, что я имею в виду под «расстоянием»?

— Во время войны я была кинооператором. А вычислять расстояние я научилась в Сталинграде.

«Это было опасно», — подумал Аркадий. Они с Виктором не выспались и еле волочили ноги. Поблагодарив за чай, последнее, что они хотели бы услышать, это рассказ о ночном приключении. Заметив тревогу на лице Виктора, Аркадий, наконец, понял, в какой ситуации они оказались.

— Хорошо, госпожа Фурцева, пожалуйста, вспомните точнее, что именно сказали Волчек и Примаков. Их точные слова.

— Точные?

— Именно так.

— Своим тягучим сибирским говором один сказал: «Где я закопаю ее гребаную голову?» Другой ответил: «Твою мать, ну где там твоя голова?..» Первый сказал: «В этой чертовой бытовке — настоящее побоище». Второй: «Да ты едва не обделался от страха! А она уже давно была мертвой, поэтому и крови не было». Тут разговор внезапно прервался, и в этот момент я повернула ключ и вошла в дверь.

Она зажгла спичку, как будто поставила точку.

— Они не похожи на ребят, которые бы просто дурачились, — сказал Аркадий. — Вы видели их с тех пор?

— Нет, но я, конечно, слышала их.

— Сегодня вечером?

— Да.

— Вы можете точно назвать время?

— Начиная с обеда. Я слышала, как они ругались, пили пиво и смотрели футбол.

— Вы абсолютно уверены, госпожа Фурцева? Вы всю ночь были здесь, никуда не отлучались? — уточнил Виктор.

— Каждую минуту этой ночи.

— Ваши соседи проявили какой-нибудь интерес, когда вывозили бытовку?

— Нет.

— Они вообще когда-нибудь проявляли интерес к бытовке?

— Нет.

Виктор расслабился и развел руками. Сибиряки могли налево и направо резать свои трупы до тех пор, пока у них не было никакой связи с бытовкой. До тех пор это чужие проблемы.

Наблюдать за Маей было мучительно. Женя видел ее бесполезные попытки заговорить с пассажирами, которые сходили с утреннего поезда из Ярославля. Ее отстраненность от людей во время поездки стала теперь помехой: никто не помнил ее красных волос, никто не видел ее ребенка. Никто никогда не слышал о бабе Лене. Она старалась напомнить им игру в карты и ссоры между нефтяниками. Так это обычное дело в дороге — отвечали ей люди. Они торопились по своим делам. У них не было времени на разговоры. Она побежала за священником, которого помнила по крошкам на бороде. На этот раз на ней поблескивали крупинки сахара. Но и у него не осталось никаких воспоминаний.

Женя видел, что Мая ослабела под невыносимым напором бабушек. Голубушка, как же ты могла потерять ребенка? А ты молилась Святому Николаю, девочка моя? Ребенок — это твоя маленькая сестрица? Такого раньше не случалось?.. Ты принимаешь наркотики? Если цыганка попросит милостыню, не забывай смотреть за ребенком.

Платформы, кафе, залы ожидания, переходы, вестибюли, детские комнаты, билетные кассы — слишком большое пространство. Пешеходные переходы забиты ларьками и торговцами — они постоянно приставали к ней со своими ножницами, кусачками и прочей ерундой. Мае хотелось кричать. Наконец, она оказалась в большом зале вокзала. Она выглядела пешкой на гигантской шахматной доске, пешкой, у которой, быть может, больше не осталось ни одного хода.

И даже Женя не мог знать всех возможных ходов. Что было делать Мае?.. Либо бритва, либо очередной поезд. Он чувствовал, как она выпадала из жизни — среди бесконечных семейств и торговцев, появлявшихся здесь с восходом солнца.