Майк Бар-Зохар - Третья правда

Я выехала из своей гостиницы, он — из своей, и мы отправились путешествовать. Пропутешествовали мы целых три недели. Швейцария, Италия. Греция, Корфу. От любви у меня кружилась голова. Я была на седьмом небе от счастья, от Курта, от окружающих красот. Я была готова на все, лишь бы удержать его около себя.

— Что он попросил тебя сделать? — Джефф Саундерс никогда не любил трогательные истории о любви. Он хотел повернуть разговор в нужное русло.

— Курт ничего не просил. Вернее попросил одну вещь. Он попросил меня выйти за него замуж.

Впервые с начала разговора Саундерс удивился.

— Он хотел, чтобы ты вышла за него замуж? И ты согласилась?

— Да, он попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась. Не стану описывать тебе те чувства, которые я испытала в ту минуту. Скажу только одно: стоило мне согласиться, как стало ясно, что это невозможно.

Саундерс молча ждал.

— Я сказала тебе, что его звали Курт, но не сказала фамилию. Его фамилия — Мюллер. Он Курт Мюллер. Фамилия Мюллер ни о чем тебе не говорит, Джефф?

— Мюллер? — По спине Саундерса забегали холодные мурашки. — Твой Курт сын Иоакима Мюллера? Не может быть!

— Да. Мой Курт был сыном Иоакима Мюллера… — Помолчав несколько секунд, Кристина де ля Малейн продолжила рассказ: — Конечно, тогда я еще не знала, кто такой Иоаким Мюллер. Какое мне было до этого дело? Я хотела только быть с Куртом, а на остальное мне было наплевать. Я никогда не верила в истории о зверствах нацистов и не верю сейчас. Ты был прав насчет моего отца. Я ни разу его не видела, но выросла среди людей, которые много рассказывали о нем. Меня воспитали в духе ненависти к коммунистам. И я никогда не относилась плохо к немцам. Мой отец был благородным человеком. Если он помогал немцам, значит, у него были для этого веские причины.

Но все это не имеет никакого отношения к тому, о чем я рассказываю. На Корфу Курт рассказал мне о своем отце. Он проговорил несколько часов подряд. Сказал, что любит меня больше жизни, и я знала, что он говорит правду. Он сказал, что очень хочет жениться на мне, но не может. На его фамилии лежит ужасное проклятие. Его отец был офицером СС и служил в концентрационном лагере в Дахау. Он был добрым человеком, чтил закон и хорошо относился к узникам, которые находились в его подчинении. Он не только не убивал их, но даже пытался многих спасти. Шла война. Он понимал это и знал, какие ужасные вещи случаются во время войн. Но сам он никогда не делал ничего плохого. Только однажды ночью Иоаким Мюллер имел несчастье оказаться свидетелем непередаваемого словами преступления. Группа заключенных, часть из которых полностью сошла с ума, убила одного из своих товарищей, разорвала на части и… съела. Я была потрясена, когда услышала это. Отец Курта тоже был в ужасе от того, что увидел, но чувство сострадания к узникам не позволило ему рассказать об этом диком происшествии коменданту лагеря. Если бы он рассказал о том, что произошло в ту ночь, этих пятнадцать человек ждала бы неминуемая казнь.

Однако промолчав, Иоаким Мюллер совершил серьезную ошибку. Убийцы узнали, что он видел их преступление. Было очевидно, что никто из них, конечно, не скажет ни слова, но Мюллер мог проговориться. Поэтому они решили избавиться от него, принудить единственного свидетеля своего злодеяния к молчанию. Сразу же после войны эти люди рассказали американцам, что Иоаким Мюллер — кровожадное чудовище и садист, что он с наслаждением пытал и убивал узников, что на его совести сотни человеческих жизней. Мюллеру пришлось поменять фамилию. С тех пор он жил в постоянном страхе, что его могут найти. Он прекрасно видел, как относятся к бывшим нацистам в послевоенной Германии и во всем мире, и понимал, что ему никто не поверит. Он знал, что поверят не ему, а бывшим узникам Дахау.

Что же касается убийц, то они побоялись возвращаться на родину, опасаясь, что злодеяние, совершенное ими в зимнюю ночь в 13-м бараке, выплывет на поверхность. Особенно этого боялись русские. Только Аркадий Слободин вернулся после войны в Советский Союз. Остальные же эмигрировали на Запад и разъехались по всему свету. Было очевидно, что если Иоаким Мюллер когда-нибудь надумает рассказать о том страшном преступлении, они не остановятся ни перед чем, чтобы опорочить его.

Итак настоящие садисты, которые хладнокровно убили беспомощного раненого француза, спокойно жили и ничего не боялись. Когда я услышала об этом, у меня в жилах закипела кровь.