Майк Бар-Зохар - Третья правда

— Хорошо. Наверное, я заслужил эту глупую сцену. Просто забыл, что имею дело со старым хитрым лисом из разведки.

Саундерс молчал.

— Вы правы, — кивнул Эгон Шнейдер. — Все было так, как вы сказали. Я знал и о ваших русских, и о том, что они сидели в 13-м бараке. Да, я недавно был в подвале. Я ничего об этом не сказал, поскольку боялся навредить тому молодому человеку. Он мне доверился, и я поверил ему.

— Кто он?

— Я вам все расскажу с самого начала. Около двух месяцев назад мне позвонил один сотрудник парижского издательства «Фонтеной». Он довольно молод, около тридцати лет. Работает рецензентом в «Фонтеное» и специализируется на истории нацистского холокоста, Сопротивления и всей Второй мировой войны. Юноша несколько раз уже консультировался со мной по поводу рукописей. Конечно, его интересовало мое мнение о литературной стороне рукописей. Он просто хотел проверить некоторые сомнительные места и узнать, нет ли в них чего нового.

— Вы говорите о документальных книгах?

— Да. Большей частью современная история. Беллетристика его не интересует. Он позвонил мне и очень взволнованным голосом сказал, что хочет приехать в Вену посоветоваться. Его интересовали некоторые подробности из истории Дахау. Ему только что передали на рецензию потрясающую рукопись, которая, по его мнению, может открыть новую страницу в истории концентрационных лагерей. В конце сентября она будет издана в издательстве «Фонтеной».

Юноша приехал на следующий день. Рукопись он оставил в Париже, но сделал кое-какие выписки. Он попросил проверить несколько людей, которые сидели в 13-м бараке в 44-м и 45-м годах. В списке было шестнадцать фамилий. Штурмфюрер СС, Иоаким Мюллер, в чьем ведении находился 13-й барак, и пятнадцать заключенных. Среди них были и Драгунский со Слободиным. Мы вместе пошли в архив и нашли папку с материалами об этом бараке. Особенно его интересовало, где сейчас находятся эти люди и что с ними случилось. Я объяснил, что мои архивы, к сожалению, заканчиваются только 1946 годом и посоветовал поискать адреса в Людвигсбурге, в «Централштелле». Вы ведь там много раз были, да? Они следят за адресами для того, чтобы в случае необходимости людей можно было вызвать в суд в качестве свидетелей. У них есть и копии всех моих списков.

По моему совету этот молодой человек отправился в Людвигсбург. Через несколько дней он позвонил и сказал, что сумел найти адреса почти всех интересующих его людей. Из пятнадцати оставшихся в живых узников 13-го барака несколько человек уже умерли. Ему удалось найти адреса всех живых, за исключением одного: Аркадия Слободина. Кроме Слободина, он попросил меня найти адрес и Иоакима Мюллера, который исчез после войны и скорее всего живет сейчас под вымышленным именем. Сомневаюсь, что Мюллера можно найти, но на всякий случай я связался со всеми знакомыми организациями, которые ищут военных преступников, и попросил их поискать Мюллера. Результат пока отрицательный.

Вот, собственно говоря, и все. Когда вы вчера ночью ворвались ко мне в дом и театрально сообщили об угрожающей миру опасности, а затем назвали фамилии русских из Дахау, должен признаться, я испугался. Я испугался, что из-за нас с тем парнем разгорелся какой-то международный кризис. А может, это простое совпадение? Знаете, я отношусь к тому молодому человеку с большой симпатией. Он честный юноша, и мне как-то не верится, что он может участвовать в заговоре против человечества. Поэтому я и решил сначала переговорить с ним, прежде чем рассказывать вам это. Хотел выяснить, простое это совпадение или он что-то все-таки натворил. После вашего ухода я позвонил ему в Париж, но не нашел его. Тогда решил сегодня позвонить в издательство «Фонтеной»…

— Нет, никому не звоните. — Джефф Саундерс схватил руку друга и сильно сжал. — Пожалуйста, поверьте мне. Я прекрасно понимаю ваши чувства и хочу извиниться за то, что так грубо с вами разговаривал. Мне очень не хочется, чтобы у вас создалось впечатление, будто я вас подозреваю в чем-то плохом. Но я вас очень прошу: пожалуйста, не звоните ему! Не думаю, что он сделал что-то плохое. Я уверен, что действовал он из самых добрых побуждений, когда приезжал к вам, так же, как и вы, когда помогали ему. Но повторяю: это дело чрезвычайной важности. Позвольте мне поступить по-своему. Сегодня я сам поеду в Людвигсбург, а завтра вечером, наверное, буду уже в Париже… Я должен задать вам последний вопрос. Как его зовут?

Эгон Шнейдер долго пристально смотрел на Саундерса. Потом вздохнул и сказал: