Юрий Козлов - Колодец пророков

Тогда круг замыкался.

И майор мог из него выйти.

В сущности, майору Пухову не было дела, что замышляет в Москве якобы превращенный в фарш прямым попаданием танкового снаряда генерал Сак, окровавленную пилотку которого непрерывно и истерически показывали все программы новостей. Пухов уже связался через спутниковый телефонный канал Дровосека с ребятами в Отрадной, узнал, что дом матери почти не пострадал. Майор попросил ребят присмотреть за домом. Распорядился Пухов и насчет похорон, переведя соседке деньги через местное отделение банка «ДроvoseK». Скверно и не по православному обычаю было отсутствовать на похоронах матери, но ничто не могло переубедить майора Пухова: гораздо хуже (позорно) было присутствовать на них, не наказав обидчиков, в особенности когда судьба (как сейчас) предоставила ему эту возможность.

Майор не сомневался, что в Отрадной его ждут. Не случайно руководитель Центра по борьбе с терроризмом так стремился его туда отправить. Поэтому Пухов вознамерился прибыть в станицу по собственному, а не чужому расписанию.

Майор почувствовал себя почтальоном, принявшим решение уйти со службы и разносящим по адресам свою последнюю сумку с корреспонденцией. Ему стало легко. Будущее предстало анонимным, а он сам – отнюдь не конченым человеком. Он вдруг увидел себя на борту самолета, летящего на Фиджи (почему на Фиджи?). Это были очень опасные для человека его профессии ощущения. Майор прекрасно знал, что жизнь устроена так, что последняя (в данном случае почтовая) сумка зачастую оказывается воистину последней.

Майор Пухов был надежным, старательным, неизменно доставляющим почту по указанным адресам почтальоном.

«Негоже, – подумал он, – спрямлять путь и путать адресатов в последний день службы. Все письма должны быть доставлены точно по адресам, пустая же сумка повешена на почте на гвоздь. Чтобы завтра с ней отправился в путь другой – новый – почтальон».

Он уже смирился с тем, что с Нуром кончить дело миром не удастся.

Дознания было не миновать.

Почтовая сумка вдруг превратилась в знаменитый неподъемный узелок Святогора, таким тяжелым показалось почтальону Пухову невидимое письмо генералу Каспару Сактаганову. У письма не было конкретного автора. Его писали невидимыми слезами и кровью (не чернилами же) русские вологодские и рязанские бабы, падающие в забытых Богом городах и деревнях на присланные из далекого и неведомого им Гулистана цинковые гробы; другие русские бабы (помоложе), которых бородатые гулийские воины возили за собой в походных борделях, а по мере износа пускали в расход; русские беженцы, лишенные имущества, изгнанные из своих домов; превращенные в живые скелеты рабочие, присланные по найму восстанавливать гулийскую промышленность и захваченные гулийцами в рабство-плен. К авторам этого письма можно было причислить всех безоружных и беззащитных, униженных и оскорбленных, уже испивших и продолжающих пить чашу страдания в Гулистане – крохотном горном пятачке, превратившемся на исходе XX века в лобное место позора и бессилия России.

Тех же, кто находился в Гулистане с оружием в руках, кто честно исполнял свой долг, стреляя в гулийских бандитов, или же продавал свое оружие гулийским бандитам, чтобы уже они стреляли из него в русских солдат – их всех почтальон Пухов лишал права переписки с генералом Саком, потому что им, так сказать, была предоставлена возможность говорить с ним напрямую – посредством оружия, – минуя посредника-почтальона. Оружие уравнивало в претензиях адресата и отправителя письма. Майор Пухов все больше склонялся к мнению, что оружие – последняя (призрачная, теоретическая, но все же) гарантия справедливости в несправедливом, выскользающем из справедливости, как угорь из сетей, мире. На том стоял понятный майору мир, и он не собирался переиначивать этот порядок.

Пухов был настолько уверен в себе, неслышной и невидимой тенью стелясь за Нуром, что сумел даже заглянуть в «мерседес» гулийца, который тот, убежденный, что находится на своей территории, ни удосужился не только поставить на сигнализацию, но и просто запереть.

То, что майор увидел в «мерседесе», крайне ему не понравилось. На водительском сидении находились небольшой монитор и пульт управления. Пухову доводилось видеть подобные мониторы и пульты управления в арабских странах и в Израиле. Это был комплекс дистанционного (до нескольких километров) управления пластиковыми магнитными минами системы «Zalzman».