Юрий Козлов - Колодец пророков

– Не стоит уподобляться верблюду, Hyp, – сделал он замечание гулийцу. – Я не договорил. Кто отдал вам мою мать? Что вы собираетесь предпринять в Москве? Московский адрес генерала Сака. Три вопроса – три ответа. И вот уже гурии омывают твои усталые ноги в садах Аллаха… – Hyp определенно еще раз вознамерился плюнуть, и майор Пухов был вынужден ткнуть ему в глаз согнутым пальцем. – Ты рискуешь предстать пред очами Аллаха слепым, Hyp!

Пухов пощадил глаз гулийца, но тем не менее он превратился в розовый пузырь. Майор с прискорбием констатировал, что начал слишком уж резво. В нетронутом глазу Нура не прочитывалось ни малейшего страха. Только досада, ненависть и презрение. Пухов понял, что Hyp не скажет ему ничего, даже если он будет резать его на куски. Гулийцы легко (в обе стороны) преодолевали границу между войной и миром, богатством и бедностью, лишениями и роскошью, жизнью и смертью (в одну сторону, но генерал Сак, похоже, решил и здесь отличиться). И крайне трудно – между верностью и предательством.

Майор Пухов смотрел в нетронутый глаз Нура и видел низко летящие вертолеты, поливающие гулийские селения железным огнем; бредущих в ночи по лунным дорогам гулийских старух, которых на блокпостах принимали за привидения и на всякий случаи расстреливали; искалеченных гулийских детей; оставленные жителями, разграбленные войсками дома; перетертые танковыми гусеницами в грязный кисель гулийские поля; кладбища виноградников; горящие нефтепромыслы; плывущие по горным рекам, объеденные рыбами трупы.

Много раз майор Пухов задавался вопросами – почему Россия не может покорить Гулистан? И, если не может покорить, почему не хочет оставить гулийцев в покое, уйти из Гулистана? Иногда он спрашивал об этом самих гулийцев (перед смертью люди, как правило, говорят что думают), но их ответы его не удовлетворяли. Не вполне удовлетворяли его и ответы русских, утверждавших, что воюют в Гулистане за единую и неделимую Россию. Они как будто не видели противоречия в том, что Россия, без боя отдавшая едва ли не треть своей территории – четырнадцать союзных республик – вдруг как с цепи сорвавшись принялась сражаться за почти неразличимый на карте Гулистан. Россия напоминала дурака, без звука отдавшего людям на большой дороге золотую десятку, но почему-то вознамерившегося отчаянно драться за медный грош.

«Эта война, сынок, не может завершиться до выяснения одного любопытного обстоятельства, – заметил как-то в баньке на Лубянке генерал Толстой. – Ты знаешь, что я – убежденный старый миротворец, но в данном случае речь идет не о мире, а о воле к жизни. Воля к жизни, сынок – это непринятие навязанных извне условий существования, в нашем случае – рабства. Для России проиграть гулийскую войну равносильно склонить покорно выю, лечь под населяющие ее нерусские народы, вернуться во времена Золотой, Синей и какой-то там еще Орды. Для гулийцев, сынок, выиграть эту войну – значит опустить Россию, превратить ее в б…ь, дающую всем и каждому по первому намеку. Тайна номер один этой войны, сынок, заключается в том, что гулийцы воюют не за независимость своего государства – им ее предоставят, как только они согласятся ее принять от русского правительства; не за свободу – все эти годы у них ее было в избытке; не за демократию – у них феодально-племенные отношения, они срать хотели на западную демократию; а исключительно против России, как материальной и духовной – пока еще – реальности. Мы не можем их победить, сынок, потому что едва ли не половина населения России – национальная принадлежность здесь не имеет значения – ненавидит Россию точно так же, как гулийцы. Тайна номер два этой войны, сынок, заключается в том, что Россия в Гулистане воюет за себя против себя сама с собой. И, похоже, терпит поражение…»

Пухов втолкнул руководителя службы безопасности Республики Гулистан Нурмухамеда в кабинет руководителя казино мотеля «Глория» Гелисхана, усадил в кресло по центру кабинета, прикрутив руки Нура к спинке кресла прихваченным из будки охраны электропроводом. К недостаткам электропровода можно было отнести его плохую завязываемость – он нечетко держал узлы. К достоинствам – что при подключении к источнику электричества провод, не теряя функции веревки, возвращал себе функцию отменного проводника электричества.

Впрочем, майор Пухов чувствовал, что все это без толку. Похоже, Hyp принял твердое решение уйти к Аллаху, не тратя слов на майора Пухова.