Измайлов Андрей - Русский транзит

Швед смолк внезапно, на полуслове. Заснул. Будто в прорубь.

И тут повисла глухая тишина. Каждый из нас, из еще бодрствующих, услышал эту тишину. Резо, Илья. И – я.

Расслабон хляет, но напряженка еще есть.

– Интересуюсь! – ответил я за Шведа. Получилось неожиданно жестко. – В самом деле, Резо, как так? Перелом – и нет человека. Впервые слышу.

– Он впервые слышит! – возвел очи к потолку Резо. – Нет, вы слышите: он впервые слышит! Слышишь, Илико!.. Как все-таки все люди любят рассуждать о том, чего не знают! Запомни, Саша, нет несерьезных травм! Люди умирают от укола пенициллина, от наркоза, от любой царапины! А ты говоришь: от перелома не умирают! Десятки, сотни причин могут быть! А он мне тут будет рассуждать!

Самэц-импотент-Илья согласно кивал головой, не сводя с меня глаз. И… не понравился мне этот взгляд. И Резо мне не понравился. Кавказское лицемерие кавказским лицемерием, честь мундира (точнее халата) честью мундира (халата), но…

Их обоих как прорвало. Из них без всякой внутренней логики внезапно поперли байки, полуанекдоты и просто анекдоты – и все чернушные:

Про парня, привезенного с обгорелой задницей и проломленным черепом. Плавки японские простирнул в бензине, а те взяли и растворились. Он в сердцах выплеснул все в унитаз и сам на него присел, закурил от огорчения, а спичку машинально под себя кинул, в тот же унитаз…

Про трех хирургов в сауне. «Клянусь, реальный случай! Твоим здоровьем клянусь!». Поддали крепко, тут заметили – у одного из них ноготь врастает на большом пальце ноги. Укорять стали: сам хирург, а себе же пустяковую операцию не сделаешь, ходишь мучаешься. Тот говорит: боли боюсь, боюсь и всё! Двое остальных говорят: мы по дружбе тебе сейчас под общим наркозом все сбацаем! А сауна, как у нас, тоже в больничном корпусе, все рядом. Уговорили по пьяни, маску наложили, а у того сердце остановилось – наркоз, алкоголь, мышцы распарены. Стимулировали массажем – ноль. Тогда – терять-то нечего! – клетку рассекли, прямой массаж сердца. Заработало! А когда зашили и пытались на каталку переложить, уронили, еще и ногу ему сломали. В общем, тот в себя приходит – тут капельница, тут грудная клетка перебинтована, тут нога к потолку на вытяжке в гипсе и… прямо вот так вот на него большой палец смотрит, тот самый, с нетронутым врастающим ногтем. Удружили!

Про: какая у больного температура? нормальная, комнатная, плюс восемнадцать!

И конечно, про: сестра, а если пилюльку какую или укольчик? доктор сказал, в морг!

И оба норовили по-новой налить – налить и выпить: за здоровье, за упокой, за здоровье, за упокой, за здо…

Но я же говорю, голова была туманной, но трезвой. И мы, конечно, выпили. И конечно, еще выпили. Нельзя не выпить за здоровье, если тост провозглашен врачем. Тем более нельзя не выпить за упокой души (чьей?), если тост провозглашен врачом. Им, врачам, лучше знать. Но и я тоже хочу знать. Лучше знать. А наш междусобойчик не нравился мне все больше и больше: я задаю вопрос достаточно серьезный – что еще есть серьезней вопроса жизни и смерти, тем более жизни и смерти друга! – а в ответ слышу древние байки на медицинские темы.

– И все же? – вернулся я к исходному, накрыв ладонью свой импровизированный стакан, куда Илья норовил плеснуть очередную порцию.

Илья по молодости, по неопытности был суетлив и плохо притворялся беспечным. У Резо получалось куда удачней. Но я уже поймал эту их искусственность. Напортачили и мозги запудривают. Чего упрямиться, чего скрывать?! Дело-то прошлое, а я Леньке – не сват, не брат. Впрочем – учитель. А это больше, чем сват и брат. Но дело-то прошлое, Леньку не вернуть, а я не из тех, кто задним числом… м-м… накладывает взыскания. Ошиблись – так и скажите. Врать-то зачем? Вижу ведь – врут. И чем упорней врут, тем упорней я стану дожимать, чтобы не врали. Дружба дружбой, но что за дружба, если врут? Скажи все как есть, и как бы оно ни было – дружим дальше. Нет?

Нет. Резо упрямился. Ну да и я не из покладистых:

– Все же? В чем проблема, Резо?

– Никаких проблем, дорогой! Но, понимаешь, Саша, есть такое понятие – врачебная тайна.

– При чем здесь тайна! Вот когда я подхвачу триппер, это будет тайна. А когда человек внезапно погибает…

– Умирает! – тут же поправил Чантурия.

– Умирает… Я бы хотел на тебя посмотреть после того, как ты сообщишь его родственникам: причина смерти – врачебная тайна!

– У него нет родственников! – некстати встрял самэц.

Некстати для Резо, тот послал Илье взгляд, которым убить можно. А для меня – кстати. Отличная память у Илико – подробности биографии пациентов не забывает, в уме держит. По трезвянке – в уме, по пьянке – на языке. И Резо готов был, судя по взгляду, немедленно удалить этот язык, как нечто лишнее и даже вредное. Но предпочел – по ситуации – отвлечь меня от неосторожной фразы самца-импотента задушевным монологом в адрес друга-Саши: