Измайлов Андрей - Русский транзит

– Ты, парень, понимаешь по-английски?

– Да, сэр.

– Как называется этот остров?

– Кони-Айленд, сэр.

– Как называется место, где тебя взяли?

– Шипсхэд-бей, сэр.

– Ты соображаешь, о чем я, парень?

Еще бы! В таких случаях я становлюсь на редкость сообразительным. Шипсхэд – овечья (баранья) голова. Кони- Айленд… вот что за Кони – затрудняюсь. Но своей (бараньей?) головой я закивал утвердительно и подобострастно. И к безмолвному киванию вдруг машинально добавил: «сэр!» Униженный и оскорбленный. Да я бы сейчас не только сэром, но и вашим благородием Брентона ублажил, вашим высокородием, вашей светлостью! (светлостью, пожалуй, лишне – счел бы намском-издевкой на альбиносность). Я так внутренне балагурил, пытаясь сохранить баланс между изображаемой униженностью-оскорбленностью и действительно подступившим мандражом. Обостренное чувство родины, говорю же! Объясняю: не той, что за Океаном, а этой – американской. «Зеленку», то бишь грин кард пора получать, вожделенную форму 1-551. Уже имею право, уже имею возможность! Ан: «при ненарушении законов США».

Потому и не оглянулся в злополучном лофте на Бэдфорд- авеню в Шипсхэд-бей (баранья голова!) – чтобы не опознали, кто бы там ни был. Одно дело: это тот, который раньше тут жил! Другое дело: неопознанный летающий объект. С восьмого этажа летающий. Неопознанный. А Боярофф и близко там не был, никаких законов не нарушил, в баре посиживал, «Джи-энд-Би» попивал российскими дозами, пьян был, не помню. Вот только приземлился неудачно, нарушив, определенно нарушив какой-нибудь закон, мат-ть!

– Заяц!

– Заяц, сэр? – вопрошающе-понимающе подхватил я.

– По-голландски. Кони – заяц. Кони-Айленд. Заячий остров, парень! – Брентон внешне бесстрастно ответил издевкой на мой недавний гоготок, отыграл, как говорится, качество.

– Так точно, сэр! Заячий, сэр! Остров, сэр! Да, сэр! Сэр!

– Раньше, очень-очень давно, здесь не было ничего и никого, кроме зайцев, парень.

– Знаю, сэр! То есть верю, сэр! То есть да, сэр! – я примерный ученик, я согласен с каждым и любым утверждением старшего. Униженность и оскорбленность изображаемая, почти целиком воплотилась в натуральную.

– А теперь все изменилось, да, парень? – поощрил Брентон.

– Да, сэр! – Ну, не томи, выкладывай, поганка бледная!

– Нич-че-го не изменилось, дерьмо… – он и «дерьмо» произнес без эмоций, не обижая, но квалифицируя. Так ведь недолго и вмятину на продолговатом лице заработать. Спокойно, Бояров! Как там… э-э… гуси летят… По старой памяти. Тебе, Бояров, здесь еще жить и жить. Бели уживешься. При ненарушении. Это сейчас главней. – Абсолютно ничего не изменилось, дерьмо! Здесь по-прежнему живут одни лишь зайцы. С бараньими головами. И ваши брайтонские душонки тряслись и будут трястись при виде настоящих хозяев этой земли. Понял, парень?

– Нет, сэр! – пристойно возразил я. Хотя что уж тут не понять.

– Тебе удобно, парень? Стул удобный?

– Спасибо, сэр.

– А как тебе электрический стул, парень?

– За что, сэр?

– Три трупа, парень, три трупа…

Ну-у-у, разочаровал! Ну, Брентон! Кисло. Сам должен понимать, что кисло. По запарке – да, можно и в окошко прыгнуть (заячий…), но если разбираться, копать-сопоставлять, то – кисло. Никак не пришьешь мне эх-ма тройное убийство. Чай не Совдеп!

Брентон и сам почувствовал, что перегнул. Да, со мной, с Бояровым, «наезды» не проходят – тут я собственной персоной кому угодно сто очков дам вперед.

– А также нападение на полицию, – подал назад Брентон. – Разбитый автомобиль. Пять лет получишь, могу обещать.

– Простите, сэр, для справки. Пять лет после электрического стула?

– Заткнись.

– Да, сэр!

– Рассказывай.

– Никак нет, сэр!

– Что?

– Я заткнулся, сэр. Вы не отменили предыдущего приказа, сэр! – разозлившись, я нежданно-негаданно, вырулил на подходящий тон. Подходящий для Брентона. Бледности поубавилось, то есть альбинос есть альбинос, но веснушки попрятались.

Совсем иное дело. Теперь продолжим. Мандраж мой поутих, бесстрастное брентоновское бешенство поулеглось. Отчего бы и не продолжить беседу. Мы ведь беседуем, не так ли? Припаять мне в сущности нечего, а мирная беседа располагает к взаимопониманию. Надеюсь, мы понимаем друг друга? Тогда продолжим. Продолжим, господа!

Да, знаю… знал… точнее, мне знакомы эти трое. Пять дней назад появились на Брайтоне.

Гриша-Миша-Леша. Боксеры. Мастера спорта. Бывшая тихоновская команда. Когда Тихона кончила чечня, команда рассыпалась. Кто к малышевцам прибился, кто завязал, а эта троица возомнила себя круче яйца, постановила считать себя самостоятельной командой. Однако с головой у них было не того… Бойцы, повторюсь, недурные, а мыслители дурные.