— Думаю, у Дэнниса было не лучшее детство, — сказала Энн. — Мы действительно не знаем, что творится в чужих семьях.
— Да, — согласился Крейн. — У каждой семьи свои секреты, и эти секреты они могут скрывать очень тщательно. И как они влияют на каждого члена семьи, никто не знает.
— Справедливо, — ответила Энн, вспомнив секреты своей семьи. Распутство отца и бездушное отношение к матери оставили глубокий след в ее душе, однако за стенами дома Наварре никто не знал иной семьи, кроме той, какой они хотели казаться.
— Я немного переживаю за Томми, — признался Крейн. — Его мать может оказать на него очень негативное влияние. Я делаю все возможное, чтобы уравновесить этот аспект личности моей жены. Но повлияет ли он на Томми? Вполне возможно. Сподвигнет ли взять нож и броситься на друга? Не думаю. Но со всеми этими разговорами о серийных убийцах на этой неделе не перестаешь удивляться, откуда что берется.
— Надеюсь, убийца скоро будет пойман, и нам больше не придется думать об этом, — сказала Энн и перевела разговор на тему о том, какие мероприятия ждут Томми и его класс, в том числе поездка в Гриффитскую обсерваторию в Лос-Анджелесе, в которую Томми особенно хотел попасть.
Ее обрадовало, что удалось все прояснить с Томми. Одна проблема с плеч долой. Она старалась не думать о Дэннисе Фармане, который проведет ночь все в той же комнате для допросов, в которой она разговаривала с ним сегодня днем. Вместо этого она старалась наслаждаться пиццей и компанией.
Когда они вышли из ресторана и распрощались, Томми неожиданно округлил глаза.
— О, чуть не забыл!
Он сунул руку в карман куртки, достал маленькую коробочку, завернутую в подарочную бумагу, и протянул ее Энн.
— Это вам.
Энн наклонилась к нему и приняла подарок с благодарной улыбкой.
— Спасибо, Томми. Как мило с твоей стороны! Тебе было совсем не обязательно дарить мне подарок. Я должна открыть ее сейчас?
— Нет! — воскликнул он, отчаянно краснея. — До дома не открывайте.
— Хорошо. — Энн наклонилась еще ниже и поцеловала мальчика в щеку. — Спасибо тебе. Увидимся в понедельник.
Она убрала коробочку в сумку и пошла по площади, думая, что у человечества, может, все же есть надежда.
Глава семьдесят четвертая
— Что ты обычно делаешь вечером в субботу, Винс? — спросил Хикс.
Они были в оперативном центре, где на столе между кипами папок и отчетов стояла пара полуопустошенных коробок из-под пиццы. Диксон оставался в больнице, потому что туда наконец приехала мать Карли Викерс.
— Обычно я на «Конкорде» лечу в Париж обедать, потом заскакиваю в Монте-Карло поиграть.
— На деньги налогоплательщиков, — прокомментировал Мендес.
— А серьезно?
— Серьезно? — Винс вспомнил прошедший год. По субботам он в основном валялся в постели в больнице. А до того? — То же, чем мы занимаемся здесь.
— Мрак, дружище.
— У меня нет жены. У меня нет жизни. Мне только и остается, что работать. А ты, детектив Хикс?
— Вторую субботу месяца на родео стреноживают бычков. Я обычно выигрываю немного денег.
— А ты, Тони? — спросил Винс.
— Ничем особенным не занимаюсь.
— Запишите этого человека в ФБР.
— Осторожно, старик, — поддразнил Мендес. — А то займу твое кресло.
— Ради бога, сынок. Я свое отработал. И готов двигаться дальше.
— Ты? Уходишь из Бюро? Не может быть, дружище. Ты же чертова легенда.
— А я поменяюсь с тобой местами. Перееду сюда и заживу, как сыр в масле. А ты отправишься на восток и примешь пальму первенства.
— Если бы все было так легко…
— Придется, конечно, поишачить, но, черт возьми, ты ведь молод, как ты любишь говорить.
И словно чтобы подчеркнуть этот факт, в его голове начало пульсировать. Он был вконец измотан после трудного дня и имел все шансы посмотреть на свою уже переваренную пиццу. Он порылся в кармане в поисках пузырька с лекарствами.
Противорвотное. Против припадков. Обезболивающее.
Он забросил их в рот и запил холодным кофе.
— Ты глотаешь эти штуки, как мятные леденцы, — заметил Мендес. — Что это?
— Мятные леденцы.
— Чепуха.
— Улучшаю жизнь с помощью химии, — сказал Винс, закрывая тему своего здоровья. — Что вы выяснили насчет штрафов?
— Если бы Фрэнк получал доллар за каждый штраф, который выписал, он бы каждый год покупал себе новый «кадиллак», — сказал Гамильтон. — Но это и так ясно.
— Жалобы на него?
— Есть немного.
— От женщин?
— Большинство.
— Заявления о ненадлежащем поведении?
Читать дальше