Барбара Вайн - Пятьдесят оттенков темноты

— Честно говоря, ужасный зануда, но генерал всегда говорил, что внешность Джерри обманчива. Что касается внешности, дорогая, то я имею в виду этот ужасный бессмысленный взгляд и выпученные глаза — кажется, это называют брайтовой болезнью. Он был похож на одного из тех, что встречаются в Вест-Индии. Ну, из фильмов. Бонго, зобо — что-то в этом роде.

— Зомби, — сказала я.

— Именно, зомби. Зобо — это помесь яка и коровы, мы видели таких в Индии, но Джерри на них не похож. В любом случае, как я сказала, он по-своему был довольно умен, и, наверное, именно поэтому Билл поручил ему доставить важную депешу. Наверное, это было в январе сорок третьего, потому что Вера, Иден и Фрэнсис встречали Рождество вместе с нами, и тогда Вера не знала о приезде Джерри. Во время войны Иден провела с нами только одно Рождество, и это не могло быть в следующем году, правда? А в сорок первом нас не было дома, мы поехали к сестре генерала в этот ужасный Глениглз… Забавно, — сказала Хелен, — я отчетливо помню, что случилось сорок лет назад, но если ты меня спросишь, чем я занималась вчера, я не отвечу. Говорят, все из-за того, что миллионы клеток у нас в мозгу разрушаются или как-то выпадают — вроде волос — и открывают клетки памяти, которые долгие годы находились в глубине. Хотя это не так уж важно, правда? Старые воспоминания ничем не хуже новых, а может, и лучше. Я уверена, что тогда проводила время гораздо веселее, чем вчера. По крайней мере, — поправила себе она, вспоминая, — до сама знаешь чего.

Хелен всегда называла казнь Веры «сама знаешь что». Боль выражалась только при помощи эвфемизма. Однажды Хелен призналась мне, что не проходит и дня, чтобы она не думала об этом, не представляла, что значит быть повешенным и что происходит с разумом и телом перед смертью.

— Они приезжали к нам в Лондон, — сказала я. — Но не жили у нас. Остановились в одном из отелей, названия которых заставляют людей смеяться и понимающе переглядываться, — «Стрэнд Палас», «Риджент Палас». Джерри говорил моей матери, что у них был второй медовый месяц.

— Они спаривались , моя дорогая. Вот чем они занимались — по крайней мере, бедняжка Вера. Боюсь, она использовала беднягу, чтобы заполучить еще одного ребенка.

Я встала и принялась смешивать сухой мартини. Хелен с опаской смотрела на бутылку сухого «Чинзано».

— Умоляю, только показать бутылку джину. Тем летом его отправили на Сицилию вместе с Восьмой армией. Понимаешь, до Мадагаскара он служил в Восьмой армии. Американцы тоже участвовали в деле — их Седьмая и наша Восьмая. Боюсь, число не смогу вспомнить, дорогая. Знаю только, что это было до того, как сбросили Муссолини.

— Девятого июля, — подсказала я. — Девятого июля 1943 года. Я проверяла. До окончания войны Джеральд больше не приезжал домой.

Вошел мой муж. Он поцеловал Хелен и спросил, не осталось ли для него немного сухого мартини. Я радовалась, что они не просто ладят, но даже подружились, хотя с учетом ситуации этого могло и не случиться.

— Мы говорим о Джеральде, — сообщила я.

— Но ведь сегодня не твоя очередь его навещать?

Я покачала головой. Джеральд уже много лет живет в пансионе для отставных офицеров на Бэрос-корт, и мы с Хелен иногда его навещаем. Он глух как пень и выглядит старше Хелен, хотя лет ему меньше.

— Мы обсуждали то, что он назвал бы «своей» войной, — пояснила я.

— Генерал, — сказала Хелен, — обычно говорил, что в конечном счете Джерри повезло с войной; очень повезло, должна я вам сказать, поскольку ему никогда не везло с мирной жизнью. Кстати, моя дорогая, я совсем забыла: как ты думаешь, кого я встретила на днях у Люси?

Люси — это ее внучка. Она вышла замуж за дипломата и устраивает пышные приемы в одной из квартир в Гайд-Парк-Гарденс, с крытыми террасами. Я сказала, что не знаю. Мой муж протянул Хелен вторую из двух порций мартини, которыми она себя ограничивала.

— Леди Гленнон! Что ты об этом думаешь?

Ничего. Это имя мне ничего не говорило.

— Мы не вращаемся в высшем свете, Хелен, — сказал мой муж.

— Ну, я надеюсь, ты помнишь Майкла Франклина? Она его невестка. Его брат унаследовал титул после того, как Майкл утонул вместе со своим кораблем. Ты должна помнить тот ужасный день, жареных кроликов бедняжки Веры и крепнущее убеждение, что почтенный Майкл не придет. Если бы не немецкая торпеда, он стал бы виконтом Гленноном, и тогда все могло бы сложиться иначе, и в качестве леди Гленнон я встретила бы у Люси дорогую Иден.