Она увидела лицо — она знала, что увидит именно его. Оливер Перкинс. Угловатые насмешливые черты. Призывает ее из глубины одиноких, не ведающих собственного одиночества глаз. Ее поэт, тот самый, которого она придумала. Тот, кто обернется к ней в наступившей темноте, прижмется, нагой, к ее обнаженной коже, к ее груди…
«Это он», — поняла Нэнси. Качая головой, уставилась на фотографию. Это его должны убить нынче вечером. А голос все бормочет свое в дальнем конце коридора, нашептывает в ухо: «Оливер Перкинс. Он будет убит. Будет убит ровно в восемь. Ты должна прийти».
Нэнси еще с минуту всматривалась в печальное лицо поэта. Внезапно она отшатнулась, книга выпала из рук, шелестя, опустилась на пол. Нэнси задохнулась, зажала рот рукой, удерживаясь от вскрика.
Из прихожей донесся громкий, неприятный звук. Открывали входную дверь.
Кто-то вошел в квартиру.
Эйвис Бест
Эйвис сидела в голубых сумерках. Легонько покачиваясь в кресле. Малыш, засыпая, еще потягивал молоко из ее груди. Занавески, сомкнувшись, укрыли комнату от вечернего света, однако в жемчужном отблеске уличных фонарей Эйвис различала еще фигурки подвешенных к потолку игрушек, смотрела, как они колеблются, сталкиваясь друг с другом. Очертания животных, картонных мышек, птичек и лягушек растворялись в сгустившемся сумраке. Веселая окраска комнаты постепенно поглощалась глубокой синевой. Эйвис, прижав к себе теплого отяжелевшего младенца, уставилась в никуда.
Мысленными очами, очами своей мечты, Эйвис видела: она сидит у ложа Заха — Зах болен, он жалобно поглядывает на нее. Прохладные пальцы девушки пробежали по разгоряченному, покрытому потом лбу больного. Полное благодарности лицо Заха.
Эйвис знала, как выглядит Зах: Перкинс показывал ей фотографию. Старый снимок, где братья стояли рядом, каждый положил другому руку на плечо, маленькое, узкое тельце Заха прильнуло к старшему брату. Широкая, застенчивая, глуповатая усмешка. Эйвис знала, что Зах раньше принимал наркотики, у него бывали тяжелые приступы, слыхала она и о том, что младшенький обзавелся подружкой, которая не пришлась Оливеру по душе. В фантазиях Эйвис подружку уже посадили в тюрьму за убийство, к которому Зах, разумеется, был непричастен. Его оправдали на драматическом процессе (с Эйвис Бест в качестве главного свидетеля), и Зах рухнул без сознания в ее объятия.
Эйвис набрала побольше воздуха и медленно выпустила его из легких. Она тихонько покачивалась взад-вперед. Малыш обмяк, заснул у нее на руках. Шесть уже миновало — сейчас, вероятно, ближе к половине седьмого.
Малыш проспит по крайней мере час. «Можно сбегать вниз, — подумала Эйвис, — поглядеть, как там оба брата». Если малыш проснется и заплачет, она услышит, ведь окно останется открытым. Она не хотела брать с собой ребенка.
По ее расчетам выходило, что он уже должен вернуться. Оливер познакомит ее с Захом. Эйвис сварила куриный бульон с рисом, чтобы вылечить Заха от поноса. Надо разогреть обед им обоим. «Подумаешь, хлопоты», — скажет она. Оливер расскажет, что да как, тогда Эйвис объявит, что чересчур разволновалась, была не в состоянии заниматься той скучнющей книгой, которую ей навязали, поэтому она и сварила суп. Суп в пластиковой мисочке дожидался своего часа в кухне.
Эйвис выбралась из кресла-качалки, укрывая в объятиях свое дитя. Двинулась вперед в темноте, подныривая под висячие игрушки. Нащупала ограждение кроватки, уложила малыша посреди его игрушек-зверюшек. Вышла на цыпочках и плотно притворила дверь.
Помедлила с минутку в гостиной. Пустая комната, стул да сдвинутый журнальный столик, ничем не украшенные белые стены, обнаженная лампа под потолком. Сквозь распахнутое окно проникают возбужденные голоса. Бормочет толпа на улице, поспешные шаги стучат по мостовой, люди торопятся на карнавал. С минуту Эйвис стояла, размышляя. И решила окончательно: да, она спустится вниз. Непременно.
Зайдя в кухню, она прихватила свой суп.
Захари
Три часа тому назад, около половины четвертого (сразу после того как Оливер отправился на поиски Тиффани) Захари раскрыл красную сумку. Он проследил в окно, как Оливер направляется к 4-й Вест-стрит, и поспешил в ванную комнату Там, под ванной, был припрятан его красный мешок. Теперь он вытащил его и приказал себе: поторопись!
Он все время повторял: поторопись! Опустившись на колени перед красной матерчатой сумкой, Зах твердил: «Я должен действовать быстро» Но это оказалось не так легко. Ему ведь и впрямь сделалось дурно. Последствие наркотиков. Головокружение. Вспышки света перед глазами. Порой на периферии зрения мерещились какие-то чудовища. И ко всему прочему — понос. Все это помешало ему заняться красным мешком сразу же, как он пришел к Оливеру. Едва он успел повесить свой плащ, как его скрутил очередной приступ поноса, минимум на час приковав к унитазу. Потом, едва он засунул в мешок наряд Тиффани и вытащил нужную ему одежду, явился Оливер. Чуть было не застукал его, прежде чем Зах убрал сумку. Мог все испортить. Оливер так обрадовался, увидев Заха. Все жал ему руку, хлопал по спине. Зах уж думал, ему никогда не удастся выставить старину Олли за дверь.
Читать дальше