Эндрю Клейвен - Час зверя

— Нет! Господи, нет! — закричала она во весь голос.

Перед Нэнси — белый коридор. С обеих сторон закрытые двери. Там, за дверьми, бормочут, перешептываются люди. Уже слышно:

— Нэнси! Нэнси!

Монотонный, напевный призыв.

Она широко раскрыла рот, но не смогла закричать. Копы волокут ее по коридору, а там, в конце, фигура, восседающая на престоле. Узкоплечая фигура в черном плаще, в костистой руке зажат скипетр.

Нэн изо всех сил уперлась ногами в пол. «Не пойду, не пойду».

— Нет! — закричала она, вновь обретая голос, и начала извиваться, в надежде освободиться, вырвать руки из наручников. — Нет! Нет! Пожалуйста!

И сама испугалась этого пронзительного крика. Как странно. Нэнси слышала свой собственный дикий вопль, но будто со стороны. Издали видела, как она извивается, бьется отчаянно, крепко зажатая полицейской хваткой. Выкатила глаза — одни белки. Белая пена потекла с губ на подбородок. Видела сама, как лягаются и скользят ноги на гладком линолеумном полу. Упирается, не хочет идти. Закинула голову, напрягла шею, каждый мускул в тоненьком тельце натянут, словно ее, малышку, тащат в тот самый сарай. Это и впрямь было странно, нелепо, ведь Нэнси уже погашала, что оказалась вовсе не в том коридоре из кошмарного сна, а в самой обычной больнице, в вестибюле. Женщина-коп пытается заломить ей руку, с дальнего конца приемного покоя спешат еще двое. И две сестры в белых халатах бегут к ним, заглушая командными выкриками ее безумный вопль.

Нэнси понимала, что просто паясничает, ломается на глазах публики, на своих собственных глазах. Наверное, она притворяется сумасшедшей, чтобы на нее не взвалили ответственность за все, что произошло. Она даже разбирала советы своего истинного «Я»: «Ладно, кончай, не стоит. Ты произведешь плохое впечатление. Прекрати немедленно. Немедленно, слышишь? Сейчас же прекрати».

Но не могла остановиться. Представление уже не зависело от нее. Она могла только визжать и лягаться, мотать головой из стороны в сторону, лязгать зубами. Вот уже приближается человек в белой курточке, холеный молодой врач, остроконечная бородка. Распахнул дверь кабинета, бросил на Нэн один проницательный взгляд, в руке сверкнул шприц. Шприц! Она видела, как он выпускает фонтанчик какой-то жидкости сквозь тонкую иглу, избавляясь от воздушных пузырьков. Из соседней двери выплыли две нянечки, вынесли жуткую на вид одежонку: длинные-предлинные рукава.

«Смирительная рубашка! — догадалась Нэнси. — Шутки кончены. Прекрати, Нэн, скорей прекрати!»

Но она продолжала вырываться. Вид врача и смирительной рубашки, казалось, только подстегнул ее безумие, ее неистовые крики. Нэнси бросилась на пол, тело извивалось, переламывалось пополам в отчаянной попытке освободиться. Ее подлинное «Я» наблюдало беспомощно, как полицейские, сестры, нянечки, молодой врач набросились дружно на вопящую притворщицу. И лишь в последний момент, на самом кончике какого-то последнего нормального нерва, чувствуя холодок и подступающую тошноту, Нэн догадалась, что это вовсе не было спектаклем.

И тут они навалились на нее и прижали к полу.

Перкинсу удалось извергнуть блевотину прямо на пол. Он качнулся от унитаза, подальше от стеклянных глаз отрезанной, все еще изливающей черную кровь головы. Упал на четвереньки, желудок продолжал выплескивать тосты и яйца вкрутую, столь заботливо приготовленные Эйвис. Желтая кашица растеклась по белому кафелю.

Перкинс еще чувствовал рядом женское лицо, запавшие глазницы… его снова вырвало. Застонал, прикрывая глаза. Пополз к двери, продолжая выплевывать кусочки не успевшего перевариться тоста. Обтер рог тыльной стороной руки и пополз дальше. Поскорее убраться. Убраться отсюда.

В холле он сумел подняться на ноги: ухватился рукой за журнальный столик, подтянул непослушные ноги. Отдышался с трудом, дыхание больно резало гортань. Нужно уходить из дома, как можно скорей, и подальше. Вышел на лестничную площадку, вцепился в балясину перил, увидел свет внизу, серый свет из гостиной. Вспомнил, что дверь дома осталась незапертой.

Значит, вот что нужно сделать: выйти через эту дверь. Выйти отсюда, назад в город, милый, веселый, озабоченный городок Нью-Йорк. Найти телефон. Вызвать полицию. Еще раз: выйти…

Перкинс начал спускаться, но тут услышал некий звук, от которого дыхание его пресеклось. Внизу скрипнула половица. Кто-то вошел в дом: шаги…

В первом безумном порыве Перкинс хотел было бежать вниз. Заглянуть в серую дверь, дверь детской спальни. Этот звук… он, наверное, донесся оттуда. Безголовое тело, забытое на кровати, пошевелилось. Встает… выходит в коридор… безголовая фигура в прямоугольнике слабого света.