Шэрон Болтон - Теперь ты меня видишь

— Я знала ее всего пару месяцев, но у меня никогда не было человека ближе. Мы вместе жили — если, конечно, несколько квадратных метров бетонного пола и картонные стенки можно назвать домом. Мне кажется, то, что она сейчас делает… Она мстит не только за себя, но и за меня тоже.

Секунда шла за секундой. Я глубоко вдыхала и, подержав воздух в легких, выдыхала — в надежде, что сердце хоть немного замедлит свой галоп.

— Прости, что я раньше не сказала. Но я до сих пор не уверена, что это она, а на кон поставлено слишком много.

Джосбери со вздохом встал с кресла, повернулся ко мне спиной и открыл дверь на балкон. В комнате и без того было свежо, а уж ветер, который сюда ворвался, и вовсе дул из самой Арктики. Прикрыв колени безразмерной толстовкой, я наблюдала, как он стоит, опершись на перила. Когда фотографии из книги о Потрошителе разметало ветром, я встала и подошла к нему. Он смотрел на море.

— Это все. Больше мне сказать нечего. Я страшно устала. Давай отложим разговор до завтра.

Он кивнул, даже не оборачиваясь. Я подождала еще секунду и вернулась в номер. Взгляд снова упал на фотографию растерзанной Мэри Келли. Последнее убийство Потрошителя, которое еще предстояло повторить.

Уже в коридоре, дожидаясь лифта, я поняла то, чего раньше не понимала. Последний кусочек головоломки встал на место.

О господи …

Пулей метнувшись обратно, я принялась колотить в дверь, и мне было плевать, кого еще я могу потревожить.

— Пусти! — прошипела я, как только заслышала щелчок в замке, и сразу же толкнула дверь, вынудив Джосбери попятиться.

— Какого… — только и пробормотал он.

— Нам надо возвращаться в Лондон. Срочно! Звони Дане. Мы полные идиоты!

— Лэйси, успокойся. Какая муха тебя укусила?

Я подбежала к кровати. Фотография изрезанной Мэри Келли все еще лежала на подушке.

— Следовало догадаться… Я знала, что она своего добьется, что она завершит цикл. Готова поспорить, она ее уже…

Две теплые ладони опустились мне на плечи.

— Так. Успокойся. Помолчи минутку.

— Нет, мы…

— Помолчи. Тихо.

Джосбери зажал мне рот. Разумеется, он был прав. Мне не помешало бы успокоиться. Но, господи, куда я смотрела, о чем думала?!

Он убрал руку с осторожностью дрессировщика, отпирающего клетку с хищниками.

— Только не части.

— Она знала, что мы обо всем догадаемся после Шарлотты и Карен. После третьей и четвертой жертвы. Знала, что пятую мы будем охранять.

— Так и есть, — как можно спокойнее и рассудительнее сказал Джосбери. — Еще три часа назад Жаки Гроувс была цела и невредима. Ты хочешь сказать, что…

— Жаки Гроувс ничего не угрожает. Луэлин никогда не планировала ее убивать.

Джосбери покачал головой.

— Но она же последняя из матерей.

— Первыми четырьмя жертвами Потрошителя стали женщины за сорок. Ровесницы матерей. Потом он изменился. Пятой стала девушка помоложе. Он поднял ставки.

— И все равно я не…

— Сколько человек в семье Гроувс?

Джосбери пожал плечами.

— Ну, не знаю. Мать, отец, сын — как его там, Тоби — и… Черт!

Он понял. Наконец-то! И принялся судорожно искать телефон.

— У Тоби Гроувса есть сестра, — на всякий случай сказала я, хотя видела, что Джосбери сообразил с первой подсказки. — Двойняшка.

Он уже набирал номер Таллок.

— Ей двадцать шесть лет. И мне кажется, что она уже у Луэлин.

Джоанна Гроувс уяснила: тьма не бывает неподвижной, тьма всегда пребывает в движении. Тьма мерцает, сгущается, набегает волнами и образует странные, текучие формы. Иногда тьма становится такой тяжелой, что давит на голову, глазницы, горло. Раньше Джоанна не задумывалась о тьме. Сейчас же не способна думать о чем-либо ином.

Разве что еще и холоде. А как о нем не думать, если она постоянно мерзнет, даже во сне? Чувство времени она уже утратила и не знает, сколько тут пробыла. Помнит только, что в какой-то момент перестала дрожать, так как дрожать означает двигаться, а любое движение причиняло боль. Весь ее мир стал сплошной тьмой и холодом.

Из звуков остались лишь тихое поскребывание и еле слышный писк. Какое-то шевеление вокруг. Она бы и сама не поверила, что такое холодное, мрачное, пустое пространство может содержать в себе жизнь, но это была правда. И эти пищащие, скребущиеся существа подбираются все ближе: должно быть, поняли, что она не сможет дать отпор.

Она пытается сглотнуть, но не может. Даже дышать тяжело. Когда она первый раз осталась одна, то начала кричать — и кричала, пока не ощутила вкус крови во рту. А потом нижнюю треть лица ей обмотали скотчем. Когда скотч срывали, на нем оставались волоски с ее кожи. Больше она не кричала.