Жан-Кристоф Гранже - Лес мертвецов

Феро повысил голос:

— Я обращаюсь к тому, кто живет внутри Хоакина. Отвечай!

Жанна заметила, что Феро перешел на «ты». Наверняка чтобы различить двух своих собеседников: Хоакина и чужака. Последняя попытка, более спокойным тоном:

— Как тебя зовут?

Короткое молчание. Затем в комнате зазвучал другой голос:

— У тебя нет имени.

От этого тембра ее передернуло. В нем было что-то металлическое, скрежещущее, сверлящее. Ни мужчина и ни женщина. Возможно, ребенок. На каникулах в деревне, в Леперше, они с сестрой мастерили рацию из консервных банок, связанных веревочкой. Из металлических цилиндров раздавался точно такой же звук. Жестяной голос. Голос металлической струны.

— Как тебя зовут.

Отец прошептал:

— Оно никогда не говорит «я». Оно всегда говорит во втором лице.

— Замолчите.

Феро прочистил горло:

— Сколько тебе лет?

— У тебя нет возраста. Ты из леса.

— Какого леса?

— Тебе будет очень больно.

— Чего тебе надо? Чего ты хочешь?

Нет ответа.

— Расскажи мне о лесе.

Металлический скрежет. Вероятно, смешок.

— Его надо слушать. Лес мертвецов.

— Почему ты его так называешь?

Нет ответа.

— Ты узнал этот лес, когда был маленьким?

— Ты узнал этот лес, когда был маленьким?

Отец снова негромко вставил:

— Я заметил, что это значит «да». Оно повторяет вопрос.

Феро не ответил. Жанна представила, как он сосредоточился на Хоакине. Наверняка склонился над ним, упираясь руками в колени.

— Опиши мне его.

— Лес опасен.

— Почему?

— Он убивает. Он кусается.

— В лесу тебя искусали?

— В лесу тебя искусали?

— Когда ты появляешься внутри Хоакина, что ты заставляешь его делать?

Молчание.

— Ты хочешь отомстить лесу?

Молчание.

— Отвечай на вопрос.

Молчание.

— Отвечай, это приказ!

Снова скрежет. Возможно, смех. Или отрыжка. Детский голос стал чуть выше, и теперь это было похоже на быстрое заунывное чтение:

Феро попытался перебить его, но мужчина-ребенок все бормотал:

Голос был ужасен, словно связки раскалились от трения и чуть не лопались. Повысив голос, Феро удалось вывести Хоакина из транса. По его приказу тот замолчал.

— Хоакин, вы меня слышите?

— Да, слышу.

Он снова говорил мужским голосом.

— Как вы себя чувствуете?

— Усталым.

— Вы помните, что сказали мне под гипнозом?

— Нет.

— Отлично. На сегодня достаточно.

— Что со мной, доктор?

К нему вернулся шутливый тон, в котором, однако, сквозило беспокойство.

— Еще слишком рано делать выводы. Вы согласны приходить ко мне регулярно? Пройти обследование?

— Все, что хотите, — произнес он, сдаваясь.

— А теперь мне надо переговорить с вашим отцом. С глазу на глаз.

— Ну конечно. До свидания, доктор.

Скрип стульев. Стук двери. Затем — дрожащий голос отца:

— Ужасно, правда?

— Вовсе нет. Но придется провести исследования. Проверить, нет ли неврологических нарушений.

— Разумеется.

— У вашего сына — я говорю о том существе, к которому я обращался во время сеанса гипноза, — наблюдаются специфические симптомы.

— Симптомы чего?

— Реверсия местоимений. Повторение вопросов. Эхолалия. И даже лицо: вы заметили, как оно исказилось, когда заговорил другой!

— Симптомы ЧЕГО?

— Аутизма.

— Я не желаю слышать это слово.

— Вы никогда не лечили его от этого?

— Вам известна его история. В первые годы его жизни меня не было рядом.

— Какие отношения были у него с матерью?

— Мать умерла от родов. Hay Dios mio, [20] Господи Боже мой! (исп.) вы что, ничего не записываете?

— Я не понимаю, как вы поступили с этим ребенком.