Жан-Кристоф Гранже - Лес мертвецов

Процедуру регистрации Жанна проходила в полузабытьи. Журнал записи. Паспорта. Плата вперед. Ключи. Двигалась она как заводная кукла. Мысли мешались. От ужина в компании Феро, даже поданного в номер, отказалась. Пожелала ему спокойной ночи и пошла к себе.

Четыре серые стены. Продавленная кровать. Мятое покрывало. Лампочка, горящая вполнакала. Вместо ванной комнаты — душевая кабина. Она взглянула на экран мобильника. Новых сообщений нет, но сеть принимает. Значит, она не вышла за пределы цивилизованного мира. Пока еще не вышла.

С благодарностью подставила тело под струю воды, смывающую накопившуюся пыль и грязь. Выключила свет и забралась в постель. Стоило прикрыть веки, как перед ней потянулись ряды пальм, заросли кустов, оплетенных колючками… В голове метались образы огня, засухи, злобной жестокости. После тряски в джипе руки и ноги все еще подрагивали. Бесконечная саванна проникала в нее, подчиняла себе…

Тем не менее чувствовала она себя хорошо. Измотанной. Отупевшей от усталости. Одурманенной. Все на свете куда-то отдалилось. Неминуемая опасность. Близкое присутствие Хоакина. Тайна леса… Отныне ничего из этого больше ее не волновало. Она перестала даже понимать, к какой цели движется. Единственное, в чем она теперь была уверена, — это путешествие изменило всю ее жизнь. Закалило душу. Карл Юнг писал: «Невроз есть страдание души, утратившей смысл существования». Может, ее душе тоже удастся обрести смысл существования? До сих пор она верно служила одному только Эросу. Искала любовь. Но находила в основном смерть. Насильственную смерть. Владения Танатоса. Выходит, только в своей ипостаси следственного судьи она достигала наибольшей цельности…

Она свернулась под одеялом в клубок. Мысли скакали, перепрыгивая с одного на другое. Вспомнились последние одинокие ночи в Париже. Как она слушала цифровые записи. Как мастурбировала в сумерках. Ей стало совестно за горькую печаль тех тоскливых часов. Но теперь все изменилось. Вот уже много дней, как она к себе не прикасалась. Вся эта грязь больше не имела к ней никакого отношения. С головой окунувшись в кошмар, она странным образом ощутила себя очистившейся. Просветленной. Она по пятам преследовала зло.

И вдруг почувствовала присутствие Хоакина.

Здесь, в ее комнате.

Черная неподвижная фигура, выгнувшаяся дугой на краю ее кровати. Он выглядел точно таким, как на снимке. Кожа в нашлепках древесной коры, листьев и звериной шерсти. Рот измазан кровью. Он вращает глазами, в которых светится безумие жестокости, не видя ее. Он дрожит, как будто ему холодно, очень холодно. И он не один.

У него за спиной маячит силуэт его отца. Высокий и худощавый мужчина замер в неподвижности. Светлым пятном на фоне тьмы выделяется седая шевелюра. Во сне — ибо она уже спала — Жанна услышала, как отец дает сыну приказ к нападению.

Но дитя джунглей приближается к ней тихим шагом. Вот она уже может рассмотреть его омерзительное лицо. Услышать его дыхание. Хриплое, скрежещущее. Как будто привычка выть по-звериному навсегда лишила его способности нормально дышать. Жанна лежала беспомощная, не в силах пошевелиться, словно из нее выпустили всю кровь…

Хоакин протянул к ней свою вывернутую под немыслимым углом руку. Провел длинными кривыми ногтями по ее лицу. Склонился ближе. Обдал запахами влажной земли, древесных корней и крови. Обнюхал ее. С шумом втянул в себя воздух. Она все глубже погружалась в сон. Ее охватило чувство безмятежного покоя. Она вдруг поняла, что он никогда не причинит ей зла. Он относится к ней с уважением. С почтением…

Она — его богиня. Его Венера.

Поэтому для него она неприкосновенна.

7.45.

Жанна рывком вскочила с кровати. На экране мобильника светились цифры, показывая время. На этот час она назначила встречу Бето и Феро. Наверное, они уже сидят за завтраком. Она быстро натянула джинсы и майку. Сверху одну на другую надела две водолазки. И пулей бросилась вон из комнаты.

На улице светило солнце. Белое, яркое, холодное. Чтобы согреться, Жанна потерла руки и постучала в дверь Феро. Тишина. Она заколотила что было сил. Наконец дверь распахнулась. Психиатр стоял на пороге заспанный, с взъерошенными волосами.

Тоже проспал.

Два обормота…

— Уже почти восемь, — сухо сообщила она. — Упустим баржу.

— Э-э… Да… Я как раз одевался…

— Жду тебя в ресторане, в главном здании, — почему-то переходя на «ты», приказала она. — Бето, наверное, уже давно там.