Жан-Кристоф Гранже - Пассажир

Ответом ему была тишина. Ни грохота выстрелов, ни дождя из пуль, ни боли. Ничего. По ту сторону дверцы больше никого не было. Он это почувствовал.

Свободной рукой Януш быстро подтерся и — в нем еще сохранялись остатки достоинства — натянул штаны.

Все это время он беспрестанно орал, даже не орал, а визжал, как свинья, которой режут горло:

— На помощь!

Во дворе послышался топот. Сейчас его спасут. Он еле-еле успел спустить воду, и тут на него напал нервный смех. Он жив. Януш выбрался из кабинки и с трудом высвободил пальцы из захвата удавки, помогая себе зубами и свободной левой рукой. Ему хватило ума застегнуть воротник рубашки. Давать какие бы то ни было объяснения по поводу нападения он уж точно не собирался.

Хлопнула дверца. Он обернулся, охваченный новым приступом паники. И обнаружил взлохмаченную голову мужчины с длинной, как у библейского пророка, бородой. Всего лишь его собрат по несчастью из соседней кабинки.

Януш махнул ему, успокаивая, и застегнул последнюю пуговицу на штанах. Омертвевшие пальцы правой руки не желали слушаться. Он склонился над раковиной и подставил лицо под струю воды. В кармане брюк что-то перекатилось. Нож. Он и не сообразил им воспользоваться. Просто-напросто забыл, что у него есть нож.

— Те gusta? [21] Нравится? (исп.)

Вместо ответа пленник с выпученными от ужаса глазами издал нечленораздельный крик. Он дышал через рот, поддерживаемый в открытом состоянии с помощью расширителя — древнего стального инструмента времен Первой мировой войны.

— Те gusta?

Человек попытался помотать головой, но она не двигалась, намертво прикрученная кожаным жгутом к спинке стула. Его вырвало кровью. Лицо его представляло собой месиво из переломанных костей и хрящей.

Но глаза безотрывно следили за змеей, обернутой вокруг запястья палача.

— Те gusta?

Это наканина — ложная водяная кобра, что водится в аргентинских болотах. Черная с позолотой. Вообще-то она не ядовита, но сейчас, когда ее хорошенько разозлили, шея у нее все раздувается и раздувается.

И вот змея уже в нескольких сантиметрах от открытого рта пленника. Тот застонал и зарычал, беспомощно дергаясь… Змея изогнулась, покачала треугольной головой, издала свист и ужалила пленника в губы. Ей было страшно. Ей хотелось спрятаться, заползти в привычную темную и влажную щель…

— Те gusta?

Мужчина еще пытался кричать, но звук застрял у него в глотке. Палач сунул змею ему в рот. Рептилия проворно скользнула в пищевод в надежде обрести надежное укрытие. Метровой длины существо, состоящее из мышц, чешуи и чуть теплой крови, исчезло в горле обреченного, вызвав мгновенное удушье.

Анаис с криком проснулась.

В комнате было тихо, если не считать ее собственного шумного дыхания. Тихо и темно. Где она? Голос отца звучал совсем рядом. Те gusta? Ей даже слышался змеиный свист. Она икнула и расплакалась. В голове стоял туман. В полумраке ей почудилось, что она видит трость и ботинки разной формы… Она в спальне отца?

Нет. Это гостиничный номер. Она в Биаррице. Она ведет расследование. Эта простая мысль принесла ей некоторое облегчение. Но сон не желал покидать сознание. Болела челюсть, травмированная расширителем. В горле извивалась наканина. Анаис закашлялась и растерла шею.

Теперь она окончательно проснулась. Но вместе с ясностью ума вернулись и воспоминания.

Воспоминания, которые терзали ее каждую ночь. Она нащупала на тумбочке часы. Ее не интересовало время, ее интересовала дата. 18 февраля 2010 года. Пора уже забыть Хромого. Она давно не маленькая девочка. Она взрослая женщина. Она полицейский.

В комнате было невыносимо жарко. Она приподнялась, чтобы проверить электрический регулятор батареи, но не смогла высвободиться из-под липкой простыни. Неужели она настолько вспотела? Анаис зажгла ночник.

Постель была вся в крови.

В следующую секунду она поняла почему. Руки. Исцарапанные. Исполосованные. Сплошь в зияющих ранах. Восемь лет она к ним не прикасалась. И вот во сне вернулась к прежнему…

Если бы у нее оставались силы, она бы разрыдалась. Но тут включилась логика. Логика детектива. Каким орудием она нанесла себе все эти порезы? Где орудие преступления? Она поискала в постели и нашла в складках простыни осколок стекла. Подняла глаза к окну. Целехонько. Дошла до ванной комнаты. Окошко было разбито. Пол усеивали многочисленные осколки.

Она бросила себе под ноги полотенце, чтобы не порезаться. Приблизилась к умывальнику. К ней вернулся автоматизм полузабытых движений. Она включила холодную воду и подставила под струи изрезанные руки. Залепила раны туалетной бумагой — лучшее средство остановить кровотечение. Боли она не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала. Вернее сказать, она чувствовала себя хорошо. Как и каждый раз…