Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Теперь он уже почти не сомневался, что права. Ну что ж, хоть одно очко в ее пользу. Не всегда она несет пургу.

По-прежнему молча, впадая все в больший экстаз по мере того, как животное дергалось, еще сильнее разрывая подушечки лап, он положил фонарик на верстак и достал из кармана шприц. Это был лучший момент: власть… полная и абсолютная власть над живым существом. Этот трюк с кошкой на данный момент был лучшим его изобретением. Обычно он совсем недолго «играл» с ними, прежде чем прикончить. Но теперь он прогрессировал. Три дня… нет, это действительно супер!

Ничего, он придумает еще что-нибудь получше…

Сезар наполнил шприц молоком из стоявшего тут же на верстаке пакета (ха, оно уже давно скисло, потому что кошачье дерьмо становится все более жидким), потом левой рукой прижал кошку к верстаку, чтобы она не дергалась (до чего же приятно чувствовать, как она все еще пытается извиваться, словно гигантский червь!), а правой поднес шприц к ее голове…

Какой-то шум.

Снаружи, но недалеко от сарая.

Шорох растений, которые кто-то задел, проходя мимо…

Он замер. Почти перестал дышать. Эрекция исчезла, но он этого даже не заметил.

Прошли несколько секунд. Да, как будто шум шагов… Кто-то шел сюда или, скорее, скользил. Сезар обладал тонким слухом, к тому же в стенах сарая были широкие щели, так что можно было услышать все, что происходило в саду (и наоборот, поэтому понадобился «намордник» из бечевки для кошки: хотя мать никогда сюда бы не заявилась, а уж отец — тем более, они могли бы что-либо услышать, просто гуляя по саду).

Кто же это? Бернар, садовник?

Не исключено — от этого придурка всего можно ожидать… И ключ у него есть… Он может явиться сюда на ночлег и спокойно уснуть — ему без разницы, с кошкой или без… Может, его это тоже возбуждало… Сезар об этом не знал, и ему было плевать. Так или иначе, садовник его не выдаст: два года назад они заключили неписаный договор. Тогда Бернар застукал его во время «забав» с крысой… И Сезар сделал то, что садовник потребовал в обмен на свое молчание. Уже тогда, в свои одиннадцать лет, он уже знал о сексе гораздо больше, чем его сверстники, и несколько раз замечал, что Бернар как-то по-особенному на него смотрит. И он исполнил требования садовника; это оказалось очень легко, и у него было такое впечатление, что он уже очень давно делал что-то подобное, хотя и не сохранил об этом никаких отчетливых воспоминаний.

Если это Бернар, то ничего страшного. Хотя сейчас Сезару не хотелось доставлять удовольствие кому бы то ни было, кроме самого себя (и это удовольствие было таким сильным и острым, что он был почти уверен: никто и никогда не испытывал ничего подобного).

— Ты здесь, не правда ли?

Сезар оцепенел. Сердце у него замерло. Он почувствовал, как его мошонка сжимается, и испытал сильнейшее желание помочиться.

Это был не голос Бернара. Чей-то другой, незнакомый. Глубокий и очень спокойный — голос человека, абсолютно в себе уверенного.

— Я знаю, что ты здесь… можешь даже не открывать.

Как человек может говорить почти шепотом и в то же время так повелительно? Сезар отчетливо слышал каждое слово, как будто оно звучало прямо у него в мозгу.

Даже кошка под его рукой перестала двигаться. Сезар ощущал лишь стук сердца животного под свалявшейся шерстью.

— Хорошо, правда же?..

Бум… бум…

Нет, это стучало не кошачье, а его собственное сердце. Перед глазами плавали красные круги, мешая различать окружающие предметы. Все эмоции смешались: ужас, паника, страх разоблачения… Попался… родители… тюрьма…

— Не бойся… Я знаю, как это хорошо… Кто на сей раз? Собака? Кошка?

Бум… бум…

— Тебе не нужно открывать дверь… В любом случае я войду, если захочу…

Бум… бум…

— …но ты должен меня выслушать.

Мягкость голоса не делала тон менее повелительным. Это был приказ. Не допускающий возражений.

— Мы нуждаемся в тебе.

И Сезар начал слушать. Прошла минута… две… десять… Казалось, он онемел. Одна рука застыла на теле кошки, другая, со шприцем, — в двадцати сантиметрах от ее головы. Он слушал и слушал.

И когда голос произнес последние слова: «…случится ужасное, и уже ничто не будет так, как прежде… ни для тебя, ни для остальных…» — Сезар уже понимал, что перед ним распахивается новый мир и что его жизнь отныне будет волшебной сказкой.

На похороны Одиль Ле Гаррек пришло совсем немного людей, и Бертеги машинально отметил это в памяти. Он наблюдал за церемонией издалека. Примерно двадцать человек стояли вокруг могилы и слушали священника — их темные силуэты выделялись на фоне блеклого тумана, впрочем, не такого густого, как в последние дни. В остальном этот осенний день был вполне типичным для Лавилля. На кладбище, под кронами огромных столетних деревьев, царила тишина.