Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Обедать. Николя! Как дела в школе? Вечером нас не будет, но я оставлю тебе курицу и паштет — ты ведь сможешь их разогреть? Ты опять написал в постель? Можешь отдохнуть от уроков. Не запирайся на ключ. Он умер, все кончено, почему же ты хочешь уехать? Не уезжай…

Ему хотелось заплакать, но никак не получалось.

Он встал и подошел к окну. Туман начинал сгущаться — точно таким же он увидел его в первый раз, много лет назад. Как будто облака спустились с неба и улеглись прямо на улицах…

Внезапно он подумал о подвале. Вспомнил, как удивился, обнаружив там комиссара Бертеги… И испугался.

Бертеги… При других обстоятельствах он счел бы этого человека вполне симпатичным своим видом, особенно большой головой, поросшей жесткими волосами, напоминавшими щетину, и своей манерой одеваться тот напоминал знаменитого комиссара Тарчинини, а заодно — скверным характером и тонкостью психологических наблюдений — выдуманного им самим персонажа из «Квинтета красок», лейтенанта Куттоли. Можно было бы даже посмеяться над таким гибридом Тарчинини и Куттоли, но…

Бертеги подозревает его в причастности к убийству. Его, сына покойной! Но в чем именно? И почему? Бертеги, по-видимому, и сам точно этого не знал, но инстинктивно чувствовал какую-то тайну — словно хищник, почуявший кровь. Он не упустит добычу. Нужно срочно повесить новый замок… и поторопиться. А потом? Заколотить подвал, продать дом и уехать? Но удастся ли полностью скрыть все следы?..

Он взглянул на часы: пора было ехать к Рошфорам. Он и так уже опаздывал, а надо было еще заехать в отель, чтобы переодеться. К счастью, отель находился недалеко от дома Клеанс. Приглашение на вечеринку, думал он, спускаясь по лестнице (ровно четырнадцать ступенек! разве что обои поменялись — да и вообще дом выглядел более приветливым, а главное — более светлым), на самом деле, разумеется, было приказом, хотя и прозвучало дружески-небрежно.

Надень шарф! Это Анри… Анри Вильбуа. Поздороваешься с ним? Он… он некоторое время у нас поживет. Зачем ты водишься с этими шишками вроде Клеанс? У богатых людей свой мир, Николя, ты никогда туда не попадешь. Нет, Анри, нет! Он умер, Николя… ты слышишь? Умер! Не спускайся в подвал… НИ-КОГ-ДА!

Она была здесь, повсюду! На пороге кухни, в холле, в гостиной — сидела в старом честерфилдовском кресле, которое он сразу узнал, в отличие от дивана, на котором сменили обивку… Всюду ее лицо, силуэт… всюду тень его матери! Он чуть было не закричал, обращаясь к призракам: оставьте меня в покое! Все в прошлом! Вас больше нет!

Но Николя Ле Гаррек понимал, что это неправда, — отчего так и не произнес этих слов. Поскольку они всегда были рядом с ним — и здесь, на рю де Карм, 36, и в любом другом месте. И не собирались покидать его. Никогда.

…и ничто уже не будет так, как прежде…

Да, именно так, как говорила мать: НИ-КОГ-ДА!

Рошфоры знали толк в приемах. Клеанс ввела Одри в «большую гостиную» и буквально толкнула в объятия своего мужа.

— Посмотри, кто пришел, дорогой!

Одри оказалась почти в центре комнаты, в которой хозяева, очевидно, постарались создать домашний уют, чтобы огромные размеры помещения не сразу бросались в глаза. В большом камине плясали языки пламени, повсюду горели десятки свечей и ароматических ламп, здесь и там были расставлены кресла, кушетки и канапе всех стилей и эпох; они наводили на мысли о небольших буржуазных гостиных, будуарах или «уголках наслаждений», однако в основном пустовали, поскольку гости (человек сорок — пятьдесят, как прикинула на глаз Одри) предпочитали стоять или перемещаться по комнате, образовывая небольшие группы. В руках у них были бокалы и иногда — пирожные, которые разносили на больших плоских блюдах официанты. Играла негромкая ненавязчивая музыка, а из большой стеклянной двери, расположенной напротив входа и распахнутой прямо в сад, открывался великолепный вид на Лавилль.

Антуан смотрел на Одри с широкой, слегка развязной улыбкой. Он был в превосходно сидевшем на нем смокинге, который придавал ему сходство с голливудским актером.

— О, мадам Мийе! — воскликнул Рошфор. — Вы оказали нам большую честь…

Одри даже замерла на мгновение: настолько его слова и тон, которым он их произнес, были фальшивы. Человек, стоявший напротив нее, не имел ничего общего с ее любовником, так же как и с директором лицея «Сент-Экзюпери». Он выглядел обычным светским бездельником, любезным и наигранно-оживленным.