Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Мальчик, стоящий напротив него, по-прежнему молчал — лишь по его учащенному дыханию можно было догадаться, что он тоже взволнован. Пьер решил предстать перед ним с открытым лицом — без шелковой белой маски, скрывавшей его уродство, — и по достоинству оценил выдержку Бастиана, который ни на секунду не отвел взгляда. О, конечно, Бастиан знал его лицо — но вот помнил ли? Может быть, оно иногда ему снилось?.. Но, так или иначе, он не был напуган, увидев изуродованное пламенем лицо человека, который только что одной фразой объявил ему, что вся его предыдущая жизнь была построена на лжи.

До них донесся какой-то шум, усиленный эхом гулких подземных коридоров, и мальчик, похожий на Каролину, на его сестру и… на него, своего отца, вздрогнул и неуверенно спросил, словно очнувшись после забытья:

— Где Опаль?

Пьер Андреми ожидал любого вопроса, но не этого. И внезапно он увидал еще одно лицо, появившееся перед ним словно из-за распахнувшегося театрального занавеса. Это было лицо человека, благонамеренного в помыслах и поступках, — Николя Ле Гаррека.

Николя опустил руку с телефоном, все еще пребывая в шоке от неожиданных слов Бертеги. Затем взглянул на Одри — отчаявшуюся, дрожащую, на грани нервного срыва. Больше не раздумывая, он спрятал телефон в карман, открыл отделение для перчаток в передней панели машины и вынул револьвер — раньше он надеялся, что оружие никогда ему не понадобится. После убийства отчима Николя встречался со смертью лишь на страницах своих книг.

Одри, потрясенная, взглянула на револьвер, затем на Николя. Тот завел машину.

— Что ты собираешься делать? — спросила Одри.

— Мы одни, — ответил он, включая первую скорость. — Абсолютно одни.

— Что это значит?

Николя, напряженно держась обеими руками за руль, пристально всматривался в дорогу, утопающую в тумане, который, казалось, танцует вокруг них какую-то безумную сарабанду.

— Они забрали его жену и дочь.

— О боже! Но кто они, эти люди? КТО ЭТИ ЛЮДИ?!

Она лишь с огромным трудом сдерживала рыдания.

— Почему он не сможет нам помочь?

— Он пьян от гнева, — коротко произнес Николя.

Одри недоуменно моргнула, потом вдруг осознала, что они куда-то едут.

— Куда мы едем? Что нам делать… со всем этим?

— Я собираюсь их найти. И попытаться вернуть твоего сына. Да, конечно, стоило бы связаться с полицией — у меня есть знакомый лейтенант в Париже, — начать расследование, потребовать судебного разбирательства, устроить процесс против твоего мужа… но у нас на это нет времени. Нет времени, понимаешь? — мягко повторил Николя, надеясь немного ее успокоить.

— Но… значит, ты знаешь, где они прячутся? Где они живут?..

— Я ни в чем не уверен, но у меня есть одна идея.

Он резко затормозил. Одри взглянула в окно и увидела задний двор «Сент-Экзюпери» — со стороны кухни и хозяйственных служб. Они просто объехали основное здание лицея.

— Они… здесь? — вздрогнув, спросила она.

— Не совсем. Но отсюда к ним можно попасть. Здесь начинается дорога, которая может к ним вывести.

Одри снова взглянула в окно — она еще никогда не видела здание лицея с этой стороны. Вид мрачной черной громады заставил ее снова вздрогнуть.

— Я ничего не понимаю, Николя, но и иду с тобой.

— НЕТ!

Она буквально подскочила на сиденье.

— Ты не пойдешь туда, Одри. Да, речь идет о твоем сыне, но также о моем… старом друге. Я знаю, куда идти. Я знаю, как с ним разговаривать. К тому же кто-то из нас должен оставаться снаружи, понимаешь? На тот случай, если понадобится на них надавить — сказать, что, если через определенное время я не вернусь, ты отправишься в полицию. Что уже известно, где они скрываются и что делают. Известны их имена… Ты должна оставаться здесь и ждать меня. Да, и еще: тебе нужно будет отъехать чуть подальше. В укромное место. Вот ключи. Закройся в машине и жди меня. Я скоро вернусь. И… я тебя люблю.

Он вышел из машины и захлопнул дверь, оставив Одри в одиночестве, окаменевшую от ужаса. Она смотрела вслед Николя до тех пор, пока он не скрылся в тумане, шагнув под низкую арку, за которой открывался вход на задний двор, — почти уверенная в том, что никогда больше его не увидит.

Бертеги был почти у цели. Стена уже поддавалась. На ее разрушение понадобилось всего несколько минут, поскольку он вложил в удары всю свою ненависть. Комиссар долбил стену с такой силой, которой сам в себе не подозревал, между тем как в мозгу вспыхивали ужасные видения: замученная дочь, изнасилованная жена… Что те собираются с ними сделать? Он уже знал, на что они способны. Он видел Талькотьер. Чувствовал запах смерти.