Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...

— Ну, например, как раз сегодня утром я узнал, как вы меня просили, кто нынешний собственник Талькотьера. Это фирма «Гектикон». Она приобрела его два года назад и собиралась отстроить заново, в ультрасовременном стиле, но еще не получила разрешения на строительство.

— Два года назад? Что-то они не торопятся, — проговорил Бертеги. — И кто руководит этой фирмой, ты, случайно, не знаешь?

— О, это все знают. Заметная в городе персона. Клеанс Рошфор.

— Рошфор? Случайно, не родственница директору лицея?

— Жена.

Бертеги на мгновение прикрыл глаза, вспоминая разговор с Рошфором. Тот сказал, что лицей принадлежит его жене…

Все сходится! Как именно — Бертеги пока затруднялся точно сказать, но в таком деле не могло быть случайностей. Он осторожно, терпеливо перебирал все детали, и постепенно картина прояснялась. Вскоре должно было появиться имя — или несколько имен. Возможно, одно из имен, уже бывших в его списке: Рошфор, Ле Гаррек, Вильбуа, Блэр (тут он вспомнил, что женщина-астролог совсем недавно навещала кюре собора Сен-Мишель… и вот теперь священник исчез).

— Ну что ж, старина, не хочу тебя расстраивать, но придется нам вернуться к «делу Талько», — сказал Бертеги, кивком указывая на стопку из трех-четырех папок, лежавших у него на столе, — все, что осталось от материалов расследования, продолжавшегося более двух лет!

— Да, понимаю…

— Я за этим тебя и вызвал. Я просмотрю все то, что ты мне принес, но прежде всего я хочу, чтобы ты рассказал мне то, что ТОЧНО знаешь. Имена и факты. И никаких разглагольствований в стиле: «Они были слишком потрясены случившимся и хотят как можно скорее обо всем забыть».

Огромные уши Клемана вспыхнули, но Бертеги удалось, увидев это, сохранить невозмутимое выражение лица — он понимал, что сам в глазах подчиненного тоже выглядит своеобразно: тип с головой Лино Вентуры, торсом футболиста и ногами Де Фюнеса, к тому же обожающий дорогие костюмы… Комиссар не спешил: его спокойная уверенность оказала на Клемана благотворное воздействие, очевидно, даже в большей степени, чем типичные манеры провинциальных полицейских начальников, к категории которых относился и его предшественник.

— Что вы хотите узнать?

— Все. Имена, места действия… Начнем с виновных, — продолжал он, сознавая, что скорее допрашивает Клемана, чем беседует с ним как с коллегой. — Кто именно был задержан? Сколько их было?

Клеман кивнул, словно говоря: я готов.

— Двенадцать человек. Элио Талько, Поль-Мари Талько, Флоранс Нобле и ее муж — словом, все семейство Талько и их близкие родственники. Франсуаза Мерисс, учительница… Кто-то еще из второстепенных членов организации, я не помню… Сейчас в живых не осталось уже никого из Талько — во всяком случае, в этом регионе. И в местах заключения тоже никого из них нет.

— Как это?

— Мадлен Талько устроила самосожжение…

— Ее опознали?

— Конечно! Именно по данным ДНК-экспертизы в картотеке мы и смогли установить, что это ее кровь была на зеркале.

— Продолжай.

— Элио Талько повесился еще во время предварительного следствия, еще две их родственницы устроили самосожжение по примеру Мадлен… в тюрьме.

Бертеги пристально посмотрел на Клемана — казалось, отдельные слова тот может произносить лишь с некоторым усилием, примерно как немцы в 1950-е годы, когда им приходилось произносить слово «наци». Однако сообщенная лейтенантом информация была ранее неизвестна комиссару. Когда начальство открытым гестом предложило Бертеги «навести порядок в одном симпатичном городке», ему одновременно посоветовали также «начать с чистого листа», не обращать внимания на прошлое и посвятить все заботы исключительно будущему. О «деле Талько» он узнавал по большей части из газет и теленовостей, но, поскольку недавно родилась Дженни, и он ревностно вживался в роль отца, у него не было никакого желания вникать во все детали преступлений, совершенных детоубийцами.

— Самосожжение в тюрьме? — удивленно переспросил он.

— Да, — ответил Клеман почти шепотом, словно на исповеди. — Кажется… точно я не знаю, но вроде бы они убедили своих сокамерниц им помочь.

— Убедили?..

— Да… более или менее. Девушки практически ничего не смогли рассказать — они были в состоянии шока.

— Продолжай, — кивнул Бертеги, воздержавшись от комментариев.

— Франсуаза Мерисс, учительница, допущенная в круг семьи Талько, стала в некотором роде звездой. Ей приходили письма со всего света от дьяволопоклонников и прочих чокнутых…