Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Так все-таки с какого перепугу Моро туда приняли? И откуда у Опаль такой авторитет, что говнюка приняли, судя по всему, по ее рекомендации? Ведь Флоран-хрен-моржовый-де-Калиньон утверждал, что никто и ни за что не может попасть в это общество, если ему еще нет четырнадцати, «…даже если это неписаное правило, поскольку никакого устава нет, и само общество всячески скрывает свое существование… а впрочем, Сезар, тебе вообще не следовало бы об этом знать, и мне не стоило тебе рассказывать…» (ничего, говнюк, когда-нибудь я вырежу твой длинный язык, зажарю его и съем на твоих глазах!).

Короче, у него была хренова туча поводов, чтобы шарахнуть дверью со всей дури! Но он не должен был этого делать. Не должен!

Замерев, он прислушивался, и нервы у него вибрировали при одной мысли о том, что сейчас послышится голос матери и эхо разнесется под высокими лепными сводами… может быть, он даже услышит стук этих чертовых жемчужных бус, которые она не снимает ни днем, ни ночью, — о, этот отвратительный звук!.. Но нет. Все тихо. Ну, хоть одно преимущество жизни в большом доме…

Сезар тихо спустился вниз и пересек холл. Никого не видно.

Успокоенный, он направился к двери. Он уже взялся за дверную ручку, как вдруг за спиной раздался знакомый ненавистный голос, мгновенно погасив ощущение триумфа, которым Сезар только-только хотел насладиться:

— Постой… куда это ты собрался?

Он прикрыл глаза и пару секунд разглядывал пространство своего сознания, пытаясь найти там подходящий ответ и подобающую маску.

— Я же вам говорил, мама. Я иду заниматься. К Филиберу.

Старая перечница удивленно похлопала ресницами, нервно поглаживая тускло-серую змею, обвивавшую ее шею, высохшую, словно у мумии, — только гораздо сильнее проспиртованную, ха-ха!

— Разве говорил?..

Сезар не мог удержаться от холодной улыбки. Разумеется, она забыла. Он не мог отказать себе в удовольствии лишний раз окунуть ее головой в дерьмо:

— Ну конечно, мама. Примерно полчаса назад.

Она кивнула — при этом у нее было совершенно идиотское выражение лица.

— Да-да, я совсем забыла… Не знаю, где была моя голова… Я все еще не могу прийти в себя после этого известия о Саудовской Аравии… Кстати, твой отец завтра утром уезжает, его не будет несколько дней. Деловые переговоры. Видимо, заодно будет обсуждаться и вопрос о новом назначении… — добавила она с громким вздохом, похожим на стон.

— Завтра? А в котором часу? — спросил Сезар.

— В котором часу? — удивленно повторила Флориана Мандель.

— Он поедет на машине?

— Да, ты же знаешь, он смертельно боится поездов… Сначала он приедет в Париж, остановится в своей квартире в Сен-Жермен… и в тот же вечер поедет в… как же его… Риад.

— Так вы знаете, в котором часу он собрался выезжать? — спросил Сезар с ноткой нетерпения в голосе.

— В восемь утра, я полагаю… во всяком случае, рано.

— Значит, сначала в Париж?..

— Да, в Париж… Скажи, пожалуйста, Сезар, почему ты мне задаешь все эти вопросы?

— Я вот думаю, не мог бы он привезти мне одну примочку… для айфона… если у него будет время.

— О, я думаю, что да, — с явным облегчением произнесла Флориана Мандель. — Поговори с ним об этом сегодня. Когда ты вернешься?

Но ответа на свой вопрос она так и не получила — Сезар захлопнул за собой дверь, даже не дослушав мать до конца. Несколько минут она неподвижно стояла посреди холла, под «фамильной» люстрой, глядя на закрытую дверь и думая о том, что ей все же стоило бы усилить контроль над своим четырнадцатилетним сыном. Но как этого достичь, если он говорит и ведет себя совершенно как взрослый… как будто ему лет двадцать… или даже больше!

Сжимая в руке сумку, Сезар прошел через сад и оказался возле сарая. Ключи не понадобились: дверь была открыта. Он вошел.

Кошки уже не было — он вспорол ей живот в тот же вечер, чтобы лишний раз не подвергать себя риску (экзекуция была медленной и невероятно возбуждающей). Вместо нее на верстаке сидел садовник Бернар и ждал его.

— Никто тебя не видел? — спросил Бернар.

Подросток с таким презрением взглянул на этого толстого, плохо выбритого человека — настолько жалкого, настолько убогого по сравнению с ним самим! — что тот не осмелился повторить вопрос. Он лучше других знал, что скрывается за бесстрастным лицом и спокойным взглядом его гостя.

Бернар встал с верстака, подошел к небольшому старому холодильнику и вынул оттуда какой-то сверток.