Алексей Шолохов - Подвал

Пауза после каждого слова, произнесенного милиционером, означала значимость вопроса. Он очень хотел получить на него ответ.

Дима подошел к стеллажу, вынул первую попавшуюся книгу и показал Петру. Ею оказалось «Слово живое и мертвое».

– Книги сплошь о литературе. – Он поставил книгу назад, подошел к столу, откинул папку и показал на ноутбук: – На этом не только порно смотрят, но и печатают. Стол, стул… Тут, я думаю, объяснять не надо.

– Закончил, писака?

– Думаю, да. – Дима кривлялся. Он даже себе был противен, но ничего с этим поделать не мог. Мимика, жестикуляции, даже, черт возьми, язык получали приказы не от его мозга. Потому что он даже не успевал сообразить, когда произносил или делал что-то, чего не хотел.

– А теперь послушай меня. Я не знаю, кто ты. И мне, прямо сказать, начхать и размазать на это. Может быть, там, в своем гребаном мирке, ты какой-нибудь небесный житель, божок таких же шарахнутых типов. Заметь, я допускаю подобное. Но! – Петр поднял указательный палец, привлекая внимание. – У нас тут свои боги. Понимаешь? Мы поклоняемся другим. Вбей это себе в свою святейшую голову. Тебя любят не везде. И не всюду тебе будут прощаться твои закидоны.

– Что-то случилось? – Дима попытался выказать свое участие, но его снова подвела мимика.

– Ах ты, сука! – Петр соскочил с дивана, выхватил пистолет и направил его на Сысоева. – Что случилось?! Ты, сука, спрашиваешь, что случилось?!

Дима не стал рисковать здоровьем и просто молча смотрел на обезумевшего мента.

– Я скажу, что случилось! Ты приехал! Вот что случилось! До этого, твою мать, здесь мухи не трахались без моего пригляду! А сейчас что?! Сейчас два похищения за два дня! Не хреново, да?!

– Ниче так. – Опять слова выскочили раньше, чем Дима успел включить фильтр цензуры. Он боялся, что участковый в таком состоянии может выстрелить. Но, похоже, обошлось. Петр опустил пистолет и сел на диван.

– Я не знаю, кто ты… – прошептал милиционер.

Непонимание, неумение объяснить некоторые вещи порой могут свести с ума. Дима подозревал, что с Петром происходит что-то подобное. Участковый убрал пистолет в кобуру и встал.

– Аверченко мог податься в город, а вот Семен не мог. Он не мог оставить открытым магазин и уйти пешком. Понимаешь?

Дима ни черта не понимал. Единственное, что он смог уловить, так это то, что деревенский дон Карлеоне исчез, испарился.

Петр подошел к лестнице и посмотрел на Диму. Пристально. Сысоев подумал, что он видит даже камни в его желчном пузыре.

– Я не знаю, кто ты, но если выяснится, что к пропаже причастен ты, то я тебя с дерьмом смешаю.

В этот раз ни мимика, ни жестикуляция Диму не подвели. Он стоял как вкопанный.

Дима очень надеялся, что угрозы участкового были не более чем блефом. А пропажа Семена и его сына (сейчас он был уверен в их родстве еще больше) – это простое бегство от правосудия. Иначе что ему помешало предъявить обвинение Дмитрию, в конце концов? Все так, но был один вопрос: почему не побежал Петр или почему они не взяли его с собой? Тут одним дедуктивным методом не обойтись. Нужны улики, а еще лучше – допрос с пристрастием, с применением подручных средств. Он очень хотел помучить каждого из этой троицы. Или четверки? Была ли четвертая обезьяна? О наличии четвертой даже в японском фольклоре знают немногие. Сидзару – не совершаю зла. Обезьяна, прикрывающая руками промежность. Очень символично. Андрей своим членом совершил зло, Аверченко услышал, Семен увидел, а Петр сказал. Глупость. Бред. Может, между Андреем, Сашкой и Семеном кое-что и произошло, но Стасыч был нем как рыба. Вот для него пытки и нужны.

Итак, что мы имеем? Андрей знакомится в летнем кафе в Москве с Верой, дарит ей браслет. Потом приезжает в деревню, снимает летний домик и… Его легкий флирт превращается в настоящий роман со всеми отягчающими. Беременность Веры и желание (надо признать, вполне естественное) создать семью с отцом ребенка. Вот только это желание, судя по всему, было не обоюдным. Андрей наверняка не хотел менять все вот так, кардинально. Но почему бы не бросить Веру? Просто взять и уйти. Но тут не так все просто. Вера взялась за дело серьезно. Дорогой, ты рассказал ей о нас? Она уже знала номер телефона жены Андрея и припугнула так, вскользь, что расскажет все Свете, а самое главное, что у нее есть видеозапись. Вот тут-то она и подписала себе смертный приговор. Нет, скорее всего, Андрей не хотел ее убивать. Так уж вышло. Он хотел просто забрать диск и заставить замолчать вздорную девицу. Но беда в том, что Андрей не мог напугать даже ребенка. Вот тут на арену и выходит Семен Макарович. Каким образом столичный мажор подгибает под себя местного авторитета, оставалось только догадываться. Но Дима предполагал, что это как-то связано с былыми делами дона Цапка. Отношения Семена с двоюродной сестрой? Может быть. Убийство Веры-старшей? А почему бы и нет? Семен мог, а Андрей об этом узнал. Вот он и попросил успокоить племянницу и вернуть ему диск. Семен, в свою очередь, посылает к Вере Сашку. Что произошло потом? Сашка, может, и знал, но как-то неожиданно пропал, поэтому теперь спросить об этом затруднительно. Свихнулся ли он тогда от ревности, или она не захотела отдавать диск, а может, и то, и другое? Аверченко убивает девушку, о чем спешит сообщить своему покровителю или просто папе. Крестному. Семен Макарович призывает на помощь старого друга, бывшего свидетелем многочисленных противозаконных деяний, Стасыча. Втроем они обстряпывают это дело как самоубийство гулящей девки. Так-то! Месье Мегрэ снова в деле!