Эрика стояла снаружи, беседуя с друзьями. Она покинула их и подошла к нему. На ней был золотистый плащ с высоким воротником. В таком наряде супруга фон Граффенлауба была просто обворожительна. Она взяла его под руку.
– Нам надо поговорить, – промолвила она. – Вы ведь не против того, чтобы пойти со мной?
Фицдуэйн не склонен был отвечать отказом. Они зашагали по улице; он чувствовал рядом с собой ее тепло. Ее запах щекотал ему ноздри. Отвердевший член мешал идти.
– У меня тут недалеко маленькая квартирка, – сказала она.
– На Юнкернгассе? – спросил Фицдуэйн, вспомнив адрес, указанный в досье на фон Граффенлауба. Он не был уверен, что ему стоит сейчас опять заявляться к адвокату – вряд ли тот будет рад такому гостю в компании собственной жены, которая буквально прилипла к нему.
Эрика рассмеялась и сжала его руку.
– Думаете, мы идем к Беату? – спросила она.
– Боюсь, я не вполне вас понимаю, – сказал Фицдуэйн. – Я считал, что вы живете вместе с мужем. Она рассмеялась снова.
– И да, и нет. У нас с ним уговор. Мне нужны свобода и уединение. Моя квартира недалеко – я ведь тоже живу на Юнкернгассе, – но она отдельная.
– Понятно, – сказал Фицдуэйн, который мало что понял.
– Я приготовлю скромный ужин, ладно? Посидим вдвоем, поболтаем, – сказала Эрика.
Дом, куда они пришли, был старый. Дверь в квартиру Эрики была оснащена всевозможными запорами; сама квартира оказалась по-современному роскошной. Тут пахло серьезными деньгами.
Фицдуэйну трудно было представить себе Эрику хлопочущей над раскаленной плитой. И действительно: она вынула из холодильника фарфоровый горшочек и сунула его в микроволновую печь. Нажала на кнопку пальчиком с алым ногтем. Попросила Фицдуэйна откупорить уже охлажденное шампанское и зажечь свечи.
Они уселись друг напротив друга за небольшой круглый обеденный стол. Он был накрыт на двоих еще до их прихода. У Фицдуэйна мелькнула мысль, что он перебежал кому-то дорогу – а может быть, именно его-то здесь и ждали? Впрочем, Эрика могла всегда держать стол накрытым – просто так, чтобы ее не застали врасплох. Наверное, в детстве она была герлскаутом.
– Можно мне называть вас Хьюго? – спросила Эрика, глядя ему прямо в глаза. В горшочке оказалось нечто, похожее на крольчатину. Когда Фицдуэйн был маленьким, он любил играть с кроликами, и это некстати пришедшее на ум воспоминание слегка отравило ему удовольствие от вкушения пищи. Эрика же ела с аппетитом.
Фицдуэйн кивнул. Эрика облизала губы – это было сделано так, что возбудило бы даже слепого.
– Мне нравится ваше имя, – сказала она. – Вы хотите поговорить о Руди?
– За этим я и приехал, – ответил он.
Эрика улыбнулась долгой, понимающей улыбкой и, протянув над тарелками руку, погладила его пальцами по тыльной стороне ладони. Чувственность исходила от нее волнами, как электричество.
– Ну что вам сказать, – промолвила она. – У этого мальчика была уйма проблем. Его самоубийство никого не удивило.
– А какие это были проблемы? – спросил Фицдуэйн. Эрика пожала плечами, точно не находя нужных слов.
– О Господи! – сказала она, воздев руки вверх. – Да самые разные. Он ненавидел отца, он ссорился с родными, ему не нравилось наше правительство, у него не ладилась половая жизнь. – Она улыбнулась. – Но так ли уж это необычно для тинэйджера?
Фицдуэйн попробовал вытянуть у Эрики еще что-нибудь, относящееся к ее погибшему пасынку, но его старания практически не принесли успеха. Разговор перекинулся на других членов семьи. Здесь Эрика была ненамного более откровенна. После кофе и ликеров она извинилась и вышла. Откинувшись на спинку дивана, Фицдуэйн потягивал “куантро” [18] [18] Французский апельсиновый ликер.
. До сих пор ему не слишком везло с фон Граффенлаубами – во всяком случае, в том, что касалось самого главного.
Все лампы в комнате были потушены Эрикой. От двух свечей на столе лился неверный золотистый свет. Эрика вернулась в гостиную. Он слышал ее мягкие, приглушенные толстым ковром шаги, обонял ее мускусный аромат. Она подошла и встала рядом.
Он повернул к ней голову и начал было говорить.
– Уже поздно, – сказал он. – Наверное, мне лучше… – Слова замерли у него на губах.
Она нагнулась, прижала его к себе и поцеловала. Он почувствовал, как ее соски скользнули по его щекам, потом ее язык нырнул к нему в рот, заигрывая с его языком, и она уселась к нему на колени, абсолютно голая.
Она покрыла поцелуями его лицо и шею, затем потянулась рукой к ширинке, и Фицдуэйн почувствовал, как разъехалась молния. Он испытывал нестерпимое желание. Она расстегнула ему рубашку, пробежалась языком по груди – все ниже, ниже, – и наконец поймала губами его набухший член.
Читать дальше