Дуглас Кеннеди - Крупным планом

— Привет.

Анне Эймс было лет тридцать пять. Высокая, гибкая, с модно подстриженными светлыми волосами с рыжинкой, чистой кожей без всякого макияжа. На ней были хорошо выглаженные джинсы и джинсовая же рубашка, расстегнутая сверху на несколько пуговиц. Я бросил взгляд на ее руки. Обручального кольца не обнаружил.

Рукопожатие ее было крепким. Я видел, что она разглядывает меня. За тот месяц, что я изображал Летучего голландца на дорогах между штатами, я сильно похудел. Лицо стало таким же изможденным, как и у Гари. Я уже привык стягивать свои отросшие до плеч волосы в хвостик на затылке и притерпелся к постоянной легкой щетине — вроде бы так и задумано. Когда я смотрю на себя в зеркало в ванной комнате, я уже не вижу Бена Брэдфорда, скорее это подкорректированная версия Гари Саммерса. Однако я все еще не научился ухмыляться так, как он, поэтому я немного нервно улыбнулся Анне Эймс.

— Вы впервые в редакции? — спросила она, проводя меня через служебное помещение.

— Совершенно верно.

— Мы в это здание переехали всего год назад. Раньше мы работали в большом бывшем складе прямо у реки. Разумеется, дыра, но мы тогда хотя бы чувствовали, что работаем в газете. Теперь же каждый раз, входя в дверь, я вынуждена напоминать себе, что не служу в компьютерной фирме. — Она насмешливо подняла брови. — Теперь вам ясно, почему Руди по большей части пишет в баре «У Эдди». Знаете, что он сделал в первый же день после нашего переезда? Установил плевательницу рядом с компьютером Стю Симмонс — это наш редактор — человек сообразительный. Сказал Руди, что он может работать дома, что для него значило «У Эдди». Вы ведь там с ним познакомились?

— Боюсь, что так.

— Не самое приличное место в городе, но в сравнении с «Горным перевалом» это как Дубовая комната в «Плазе».

— Вы из Нью-Йорка? — внезапно забеспокоился я.

— Пригород. Армонк.

— Родной дом «Голубого гиганта», — заметил я.

— Знаю, — сказала она, снова слегка развеселившись. — Мой отец у них тридцать четыре года пиаром занимался.

Ее офис представлял собой сплошной хаос из отпечатков, негативов и версток с пометками. В этом беспорядке было что-то жизнеутверждающее — намек на бунтарские наклонности, спрятанные за ее аккуратной внешностью.

— Добро пожаловать на фотосвалку, — сказала она, жестом приглашая меня сесть в кресло, в котором лежал наполовину съеденный бутерброд.

Я садиться не стал.

— Джейн, ласточка, что делает здесь твой ленч? — крикнула она.

Джейн, мордатенькая девица лет двадцати двух, обернулась от шкафа с папками и быстро схватила бутерброд с кресла.

— Спасибо, что не раздавили его, — сказала она мне.

— С точки зрения Джейн, это признак настоящего джентльмена, — сказала Анна — Джейн, это знаменитый Гари Саммерс.

— А… это тот парень, что снимает лица, — сказала она. — Снимки очень понравились.

— Спасибо, — отозвался я.

— Джейн моя помощница. Как насчет того, чтобы принести нам по чашке кофе, ласточка? На этот раз не забудь, пожалуйста, сначала вскипятить воду.

— Молоко и пять кусков сахара, как обычно? — ехидно спросила Джейн и вышла из комнаты.

— Славная девушка, эта Джейн, — сказала Анна, копаясь в бумагах на столе. — Почти такая же неорганизованная, как и я.

Она нашла мои фотографии под стопкой анкет.

— Итак, мистер Гари Саммерс, — сказала она, проглядывая снимки, — на основании того, что я уже видела, можно сделать вывод, что вы отменный фотограф. Что невольно вынуждает меня спросить: какого черта вы делаете в Маунтин-Фолс, Монтана?

Я собрался было втюхать ей обычное вранье насчет книги, над которой я вроде бы работаю, но сообразил, что она вряд ли поверит. Я также сообразил, что, если я навру ей насчет журналов в Нью-Йорке, которые ждут не дождутся моих снимков, она проведет пару часов за телефоном, все это проверяя. Поэтому я решил говорить прямо. Ну, почти прямо.

— Я работал от случая к случаю в Нью-Йорке, но мне никак не удавалось получить нормальную работу. Я устал от отказов. Решил податься на Запад, может быть, попытаться пристроиться в Сиэтле. Остановился тут на ночь. Мне понравилось то, что я увидел, решил остаться на какое-то время. Конец истории.

Я почувствовал, что ей понравилась моя прямота, то, что я не попытался приукрасить свои неудачи в Манхэттене.

— А почему вы вдруг решили начать снимать лица?

— Чистая случайность, — сказал я, и рассказал, как остановился в забегаловке около Континентального водораздела.