Сюзан Айзекс: После всех этих лет

Так и было. Больше никаких улик я не заметила. Однако убийца должен был оставить хоть какие-то следы. Я повернулась спиной к Ричи и ждала, что вот прямо сейчас появятся запыхавшиеся полицейские. Как я скажу им, что я прикасалась к рукоятке ножа? Да где же они? В конце концов я поняла, что ждать нечего. В кухне был только Ричи и я. Он, конечно, не мог набрать номер 911. Тогда это сделала я. Женщина с испанским акцентом ответила:

— Полиция. Скорая помощь.

Я сказала:

— Я хочу заявить об убийстве. — Затем я начала бормотать: — Номера улицы нет, но если доехать до конца Хилл-роуд и повернуть на Анкоридж-лейн, затем по гравиевой дороге направо — там знак частного владения. Это Галле Хэвен. — И добавила: — Жертва…

Она ждала. Я не могла произнести ни слова. Я была будто загипнотизирована медной подставкой для чайника, в которой отражалось мертвое тело Ричи.

— Жертва? — настойчиво переспросила она.

— Мой муж.

Я всегда предпочитала реальной жизни искусство, поскольку оно развивается по определенным правилам. Например, в английских детективных романах кто-то находит тело в загородном доме и восклицает: «Боже! Это же викарий!». И ничего неожиданного больше не происходит на протяжении последующих шестидесяти страниц, пока, наконец, полиция не раскрывает убийство. Никакого нудного ожидания: глава заканчивается, а следующая начинается с того, что кто-то уже готовит чай для констебля. В фильмах время тоже не тратится зря. Камера цинично переводит объектив с искаженного от боли лица к сигарете, зажатой в уголке рта убийцы. И так естественно слышишь сразу же возникший пронзительный звук сирены и шум подъезжающих к дому полицейских машин. Положив трубку телефона, я осталась совсем одна. Молчание было зловещим. В каком-то самом дальнем уголке моего сознания я увидела почти прозрачного Ричи, который поднялся из скрюченного тела, проплыл над разделочным столом в центре кухни, обогнул бронзовую люстру и с дьявольским шипением исчез в вентиляционной решетке около плинтуса.

Боже! Я не вынесу этого, — пронеслось у меня в голове.

Я действительно почувствовала внезапный испуг. Я не знала, как давно он умер. Пять часов? Десять минут? «Нервы, — сказала я себе, — расслабься». Как только я закрывала глаза, мои веки начинали нервно подрагивать. Что-то не так? Что? Я еще раз пристально осмотрела кухню. На покрытом белым пластиком разделочном столе, стоящим между запасной плитой, которой мы пользовались только в случаях больших приемов, и мойкой для овощей и фруктов, находилась дубовая подставка для ножей. Одна секция была пуста — секция ножа для нарезания мяса. Этот нож и торчал в теле моего мужа.

У меня потемнело в глазах.

Хватит фантазий, — приказала я себе. — Прочь, привидения! Займись делом. Думай! Может, это был грабитель, схвативший первое попавшееся под руку оружие, когда Ричи спугнул его? Может, это был кто-то, кто пришел вместе с Ричи? Стоп, минутку. Что принес Ричи домой? Мой адвокат, Хони Голдфедер, советовала мне сменить код сигнализации, чтобы он не смог войти.

— Детка, измени код и доведи это до его сведения. И не говори мне: «он и так никогда не захочет вернуться в дом», — потому что ты просто так думаешь…

Я отказалась:

— Мужчины иногда меняют свои намерения. Мне бы не хотелось, чтобы Ричи думал, что я выставила его отсюда.

Она ткнула в мою сторону пальчиком, с коралловым ноготком длиною в дюйм.

— Ты не должна быть такой бесхарактерной.

А я такой и была.

Но что же Ричи принес в дом?

Колокольчик над входной дверью проиграл первые четыре такта протестантской молитвы. Я бросилась к двери. Холод мраморного пола в холле пробрал меня до костей. Бедра покрылись гусиной кожей. Я схватила из шкафа одну из дорогих непромокаемых шинелей фирмы Барберри, купленных Ричи еще в пору его первого припадка англофилии, и включила освещение у входа в дом. Шесть полицейских в форме стояли под тремя арками, составляющими парадный вход в Галле Хэвен. Когда я открыла дверь, самый старший из них, с уныло висящими усами, шагнул вперед и спросил:

— Миссис Мейерс?

Я впустила их в дом и включила свет в холле. Медленно, оценивающе они обвели взглядом светильники, каждый выступ лепных украшений, мрамор, подобранный, как на шахматной доске, зелеными и белыми клетками.

— Миссис Мейерс?

Полицейский был значительно выше меня и стоял так близко, что, посмотрев на него снизу вверх, я увидела, что торчавшие из носа волосы, лежали прямо поверх его усов.