Сюзан Айзекс - После всех этих лет

— Может, она постучала в окно, и он впустил ее. Может, она вошла сама. Или ждала, когда он откроет дверь, чтобы выйти. Но разговор, должно быть у них все же состоялся. Длинный и неприятный. А может короткий, типа: «Ты что спятила? Я оставлю Джессику? Ради тебя?».

— Стефани бросила работу без особого сожаления. Предполагаю, ей сказали, что она немногого там добьется. Ее жизнь дома стала такой обремененной делами — и такой пустой. Но Ричи умел завести женщину. За те месяцы, что они были вместе, она смогла понять, что значит по-настоящему жить.

Стефани бросила взгляд на мой пистолет. Я сжала его крепче.

— Когда он бросил ее, что у нее осталось? Кадки с пальмами, миксер с взбитым тестом, ребенок, который совершенно не интересует ее — и муж, который любит кого-то другого. Когда Ричи бросил ее, это разрушило всю ее жизнь. И в ту последнюю ночь он отнял последнее, что у нее оставалось, — надежду. И Стефани схватила нож и всадила его прямо в живот Ричи.

Стефани издала звук, который должен был означать фырканье, но это было всхлипывание — то было молчаливое признание. Но Гевински не услышал его. Он сидел со скрещенными руками, будто ждал, когда, наконец, я закончу.

— Это все, что ты хотела сказать? — спросила Стефани, ободренная реакцией Гевински.

Надо признать, она все еще сохраняла самообладание. Всхлипывание донеслось откуда-то из самой глубины.

— Это весь твой рассказ?

— Нет, — ответила я. — Это только пролог.

— После того, как женщина заколола любимого ею мужчину ножом, вы думаете, она не будет в ужасе? — сказала я. — Уверена, что Стефани была в ужасе. Но она не потеряла голову до конца. Она действовала быстро. Она не могла позволить себе терять время, проверяя, мертв ли Ричи? Одного взгляда было достаточно, чтобы понять то, что я никак не хотела понять: с ним все кончено.

Мы все взглянула на белое лицо Стефани. Может, она воспроизводила в памяти, как она, оцепенев на мгновение, глянула в глаза Ричи, темные и мертвые, и так широко открытые, что можно было разглядеть все жилки глазного яблока — но даже облачко не пробежало по безукоризненным чертам ее лица. Для тех, кто ее знал, она будто размышляла, сколько разновидностей салата она сможет посеять весной. Касс порылась в одном из кармашков карточного столика, машинально пытаясь отыскать завалявшийся орешек. Один Гевински все время оставался настороже.

— Пока Стефани не скажет нам сама, — продолжала я, — мы так и не узнаем, собиралась ли она когда-нибудь исповедаться? Но все, что нам надо знать, то, что она стояла на моей кухне и, как всякий непрофессиональный убийца, который сначала делает, а потом думает, размышляла, что она оставила отпечатки пальцев и следы ног.

— Вы нашли много отпечатков пальцев? — обратилась я к Гевински.

— Вы думаете, я скажу вам об этом?

— Вы скажете об этом моему адвокату до начала судебного заседания, не так ли?

— Но я не должен говорить вам ничего сейчас.

— А не могли бы вы просто немного прояснить обстановку? — спросила я.

— Нет.

— Тогда придвиньте ваш стул на несколько дюймов ко мне, — приказала я ему. — Вот так. Не больше.

Я велела ему сесть на свои руки, чтобы он не смог выхватить у меня пистолет, и наклониться поближе ко мне.

— Сержант Гевински, не пора ли мне сделать паузу?

— Что?

— Даже, если я вас еще не убедила, — начала я вполголоса, — вы уже знаете достаточно много, чтобы начать относиться к Стефани с подозрением. Если вы расскажете об отпечатках пальцев, вы не выдадите, никакой государственной тайны. Ваши боссы в полиции, пресса — все будут внимательно следить, как развивается это дело. Если я виновна, вы ничего не теряете. Если — нет, ваша откровенность в данный момент поможет избежать вам в дальнейшем обвинения в предвзятости. А теперь вы можете отодвинуть ваш стул на то место, где он ранее стоял.

Стефани начала говорить так быстро, что слова слились в одно большое длинное слово.

— Я знаю пока у нее в руке пистолет — все мы в опасности. Но я прошу вас: не сдавайтесь. Если Вы поддадитесь на ее уговоры; она потребует больше.

— Я понимаю это, миссис Тиллотсон.

Он размял пальцы, видимо, онемевшие.

— Я не скажу вам ничего, за что потом ваш адвокат смог бы зацепиться, — сказал он для меня, для Стефани и для протокола. — На внешней стороне двери не было никаких отпечатков пальцев.

— Даже отпечатков пальцев моего мужа?

— Даже его. Естественно, ведь он мог войти другим путем.