— В случае, если он не знает, — вставила я, — мы сможем выяснить это в бюро по найму. Кловерлиф? Кловердейл?
Стефани не разозлилась — напротив, она с такой готовностью кивнула, что Гевински, похоже, совсем запутался.
— Я тоже пользуюсь этим бюро. Не могли бы вы позвонить туда и проверить, уволены ли они? — спросила я Гевински. — Я думаю, она выставила их. Может, они что-то видели!
— Я позвоню туда, — заверил он меня. — Обещаю.
Но в тот момент у меня было два пистолета, а у него ни одного.
— Французские булочки? — напомнил он.
— Бриоши? Да. Когда я пришла к Стефани, она сказала, что специально для меня приготовила бриоши.
Это замечание, похоже, не вызвало замешательства за столом.
— Я подумала, как это мило с ее стороны. Но я не уловила главного. Конечно, всего пять часов назад я обнаружила тело Ричи — я не была в лучшей форме. Но сейчас — другое дело. Послушайте: я делаю бриоши, и самое быстрое — за три часа. Но Стефани никогда не будет делать кое-как.
— Хоть у тебя и пистолет, — резко вставила Стефани, — но не делай из нас дураков. Это настолько глупо, что я даже не могу поверить.
— Классический рецепт требует семи часов минимум. Тесто должно подняться три раза.
— И что здесь преступного? — закричала Стефани.
Касс посмотрела на нее.
— Если Стефани поставила бриоши в духовку в половине восьмого утра, то начать она должна была в половине первого ночи, а может и до полуночи.
Моя рука устала держать пистолет. Но тут же я поняла, секундой раньше, чем это сделал Гевински, что одним броском он сможет разоружить меня. Я взяла его снова и направила на Стефани.
— Как получилось, что ты готовила их всю ночь? Не спалось?
Она покачала головой, не столь рассерженно, сколько якобы жалея меня.
— Тесто было заморожено, — объяснила она Гевински. — Я вытащила его и поставила на полчаса в духовку!
Он кивнул.
— Оно не было заморожено, — я повысила голос. — Она замораживает сырную соломку, буше — это такие слоеные пирожные, — но тесто для бриошей никогда. Хотя оно может храниться целую неделю. Но она следует рецептам и даже подумать не может о том, чтобы заморозить тесто.
Я убедила Касс. Но глаза Гевински чуть не перевернулись на сто восемьдесят градусов.
Стефани сложила руки как для молитвы.
— Что за чушь ты несешь? — почти прорычала она эти слова.
Наконец-то она была по-настоящему рассержена.
— Что у меня была связь с твоим мужем, я убила его, а затем вернулась домой и стала делать бриоши?
— Именно.
— Ты — единственная, на кого падает обвинение, и ты знаешь это. Ты — единственная и виновна. И ты — единственная, у кого в руке пистолет.
— Я знаю.
— Неужели ты думаешь, что сержант или прокурор, или кто-нибудь — хоть на минуту поверят в то, что бриоши являются уликой в совершении преступления. Не думаю, что меня привлекут за это, — она повернулась к Гевински. — Это какой-то садизм.
— Я — садистка? — я рассмеялась. — Садизм — заводить интрижку с мужем твоей подруги. Садизм — заколоть его насмерть и подставить ее под обвинение. Она больше не обращалась ко мне.
— Это непристойно, — сказала она Касс и Гевински.
— Был у тебя роман с Ричи? — настаивала я.
— Конечно, нет. У меня ни с кем не было никаких романов.
— Значит, когда ты узнала, что он бросил меня, чтобы жениться на Джессике, тебя это не шокировало?
— Конечно, шокировало, — обратилась она к Гевински. — Когда хороший друг бросает свою жену — это всегда шокирует.
— И ты не почувствовала себя оскорбленной, когда узнала; что Ричи влюблен в Джессику?
— Нет.
Я повернулась к Гевински. Он засунул руку за воротник и почесал шею.
— Что, если у Ричи была связь со Стефани, но в один прекрасный момент он сказал ей, что надо все прекратить, пока ни я, ни Картер ни о чем не догадались? Что, если он сказал ей, что приближается двадцать пятая годовщина его свадьбы, что он должен быть безупречен, и им обоим стоит пока залечь на дно? Ричи был бы не Ричи, если бы он просто сказал правду: что он влюбился в другую женщину. Я думаю, Стефани больше никогда его и не увидела. Конечно, она встретила его на приеме по случаю нашей годовщины, но не могла устроить ему сцену, даже когда видела, как он танцует с женщиной, с которой у ее мужа был роман — с Джессикой Стивенсон. Неужели вы думаете, что она не почувствовала себя смертельно оскорбленной?
Стефани бросила на меня взгляд и улыбнулась Гевински.
— Это смешно. Смешно, — повторила она для Касс.
Читать дальше