Майкл Маршалл - Измененный

По всему коридору выстроились копы. Они стояли вроде бы для того, чтобы народ организованно грузился в лифты, и, вероятно, мешали репортерам прорваться в реанимацию. Полицейские показались мне уставшими и напряженными. Я рассудил, что раз это полиция Сарасоты, то они не подчиняются Баркли, но твердой уверенности у меня не было. Может, во всем виновато мое воображение, но мне показалось, что один из полицейских обшаривает взглядом толпу, высматривая кого-то определенного. Может, меня? Может, и нет.

Я снова растворился в массе людей. Подталкиваемый со всех сторон, я двигался через холл по диагонали, повторяя проделанный путь в обратном направлении. Охваченный робкой надеждой, я вынул телефон и нажал кнопку быстрого набора с номером Стеф. Я уже звонил ей в палату, как вдруг…

Никто не ответил. Я развернулся и начал проталкиваться в совершенно другую сторону, чтобы проверить одну идею.

Лестница оказалась рядом с боковым входом, пролеты уходили вверх и вниз. Никто ее не охранял. Наверное, копы уже скоро сообразят, что надо заткнуть и эту дыру, поэтому я побежал вверх со всех ног. Ворвался в двери третьего этажа и помчался по коридору. Направился прямо к посту дежурной медсестры, где успел побывать утром. По дороге я перешел на шаг, но все равно двигался быстро. Вокруг было полно врачей и сестер, люди разговаривали вполголоса. Вероятно, большинство раненых доставили сюда, в реанимацию.

Я услышал, как кто-то сказал:

— Стрелок. Полминуты назад. Реаниматологи уже там.

По другую сторону белых дверей было поспокойнее, несколько человек стояли у палат, вглядываясь сквозь стекло. Я добежал до конца коридора, распахнул дверь в палату Стеф.

Кровать была пуста.

Она была пуста и не прибрана, да и в целом палата не выглядела так, словно здесь готовились к приему нового пациента. Словно заклинание, повторяя себе под нос слово «нет», я кинулся к тумбочке у кровати. Лекарства, запасная ночная рубашка. И сумочка Стефани.

Но где же она сама? Неужели кто-то успел добраться до нее раньше?

Уличной одежды я не увидел и счел это добрым знаком. Я выскочил обратно в коридор, едва не столкнувшись с кем-то в белом халате. Вдруг я узнал человека, и мы оба одновременно обернулись. Это был тот самый доктор, с которым я разговаривал утром.

— Где она? — сердито спросил он.

— Вы меня спрашиваете?

— А вы не знаете?

— Разумеется, не знаю, иначе не искал бы ее. Я звонил в больницу полчаса назад. Она ответила, значит, тогда еще была здесь.

— Я заходил в палату к вашей жене десять минут назад, но ее уже не было. Я обошел весь этаж, разыскивая ее.

— Боже! — воскликнул я. — Вы никого здесь не видели? Того, кого здесь не должно быть?

— Да вся больница набита теми, кого здесь не должно быть! — ответил он. — В данный момент невозможно разобраться, кто должен быть здесь, а кто — нет.

Доктор вдруг понял, до какой степени я встревожен, и мысленно вернулся назад.

— А… кого вы имеете в виду?

— Неважно. Я найду ее, — сказал я, удаляясь по коридору. Если я переполошу доктора, моя задача не сделается от этого проще. — Наверняка она вышла погулять. Стефани такая, ненавидит сидеть в четырех стенах. Если найдете ее раньше, скажите, чтобы никуда не уходила, ладно? Скажите, что я здесь.

— Скажу. Ей стало немного получше, но лечение предстоит долгое. Ей необходимо провести некоторые процедуры, и прямо сейчас.

— Понял. — Я остановился, чтобы выслушать его — этот человек даже не подозревает, какая опасность в действительности угрожает Стеф, несравнимая с той, что была в бутылке вина, — а затем спешно вышел к столу медсестры.

Нельзя болтаться по всей больнице, надеясь на удачу, — стоит свернуть не туда, и окажешься еще дальше от цели. И как бы мне ни хотелось двигаться, делать что-то, для начала пришлось остановиться и подумать.

Будем считать, что за Стефани никто не приходил. Я должен так считать. Если я буду думать иначе, значит, я опоздал и все мои поступки уже не имеют никакого значения. Эта мысль мне невыносима.

В таком случае она куда-то ушла сама.

Итак, Стефани была отравлена. Не знаю, сказали ли ей об этом врачи, догадалась ли она сама, но полчаса назад в телефонной трубке раздался истерический (по меньшей мере придушенный и взволнованный) голос мужа, который велел ей одеться и быть наготове. Подумав: «Ладно, конечно, это странно, но, кажется, серьезно», она сделала то, о чем он просил. Муж едет дольше, чем она рассчитывала (я ехал от дома на предельной скорости, но из-за вечерних пробок все равно задержался). Она начинает нервничать. И сидеть в палате полностью одетая Стеф тоже не может, потому что стоит туда заглянуть медсестре, как та сейчас же поймет, что готовится побег, будет спрашивать, в чем дело, и потребует, чтобы больная немедленно легла в постель, как и полагается больной. И тогда Стеф отправляется гулять по зданию или по этажу и ждет меня, чтобы выйти сразу, как только я подъеду.