Эрик Ластбадер - Ниндзя

— Как ты себя чувствуешь? — Он задал вопрос на кантонском диалекте и, не услышав ответа, повторил по-пекински.

— Сейчас хорошо. Спасибо, — ответила Цзон и поклонилась. Полковник был поражен: ему никогда не доводилось слышать такого нежного и певучего голоса. Он смотрел, не отрываясь, на ее высокую стройную фигуру, которой бы залюбовался любой мужчина.

— Мне очень повезло, что я вас встретила, — сказала Цзон, не поднимая глаз. Она безуспешно попыталась произнести его фамилию. — Мне очень стыдно. — Цзон потупилась. — Пай столько раз учила меня. Не сердитесь, прошу вас.

— Ничего. Называй меня Денис. — Цзон несколько раз повторила его имя.

— Теперь не забуду, Денис.

К этому моменту полковник уже знал, что женится на ней.

Когда курьер доставил полковнику предложение американского оккупационного командования поступить на службу к генералу Дугласу Макартуру в качестве советника, он прежде всего подумал, как сказать об этом Цзон. Не могло быть и речи о том, чтобы отказаться от предложения — мысли полковника уже перенеслись в Токио.

Было начало 1946-го года. Юго-Восточная Азия еще не оправилась от чудовищного потрясения после взрывов в Хиросиме и Нагасаки, неисчислимых последствий которых никто не мог предсказать.

Они были женаты уже четыре месяца, и у Цзон пошел третий месяц беременности. И все же полковник без колебаний решил покинуть Сингапур, ставший его вторым домом. Принять предложение американцев он считал своим долгом; он отчетливо представлял, с какими проблемами столкнулась Япония после безоговорочной капитуляции, и страстно стремился вместе с Макартуром “уверенно вывести Японию на новый путь”.

После минутного размышления полковник вызвал Данверса и объявил, что уходит; в случае крайней необходимости его можно найти дома.

Услышав шум джипа в переулке, Цзон прогнала Пай от двери и сама встретила полковника на пороге.

— Ты сегодня рано вернулся домой, Денис, — сказала она с улыбкой.

Он выбрался из джипа и отпустил водителя.

— Наверно, ты сейчас заявишь, что я помешаю слугам убирать в доме.

— Нет, нет. — Цзон взяла полковника за руку, и они вместе поднялись по ступенькам. — Наоборот. Я задала им трепку и отправила на кухню — там все так запущено.

Они пересекли прихожую и вошли в его кабинет; Цзон приготовила коктейль.

— Вот как? — Полковник взял из ее рук прохладный бокал. — Ты находишь, они заслужили наказания?

— Нет, что ты. — Цзон прикрыла рот рукой, как бы испугавшись его слов.

Полковник кивнул, не показывая своей радости.

— Ведь ты бы мне сказала?

— Ни в коем случае.

Цзон проводила полковника к его любимому креслу, и когда он удобно уселся, вытянув ноги, опустилась на колени рядом с ним. На ней был просторный темно-синий шелковый халат с маленьким воротничком и широкими рукавами. Полковник не мог вообразить, где она раздобыла это необычное одеяние, но спрашивать об этом посчитал бестактным.

— Ты не имеешь к этому никакого отношения, — прибавила Цзон. — Я хозяйка в доме. Ты командуешь у себя в гарнизоне, а здесь — я. Чтобы поддерживать в доме покой, нужно доверие. Доверяй мне! Ведь покой — это самое важное для душевного здоровья, ты согласен? — Когда полковник кивнул, глядя ей в глаза, она продолжила: — Мир в доме зависит не только от его расположения и от поведения слуг, но и от самих хозяев.

Цзон замолчала, и полковник, который все это время медленно потягивал свой коктейль, выпрямился в кресле и поставил бокал на столик. Его западная натура подсказывала, что нужно наклониться к ней, нежно взять ее руки в свои и спросить: “В чем дело, дорогая? Что тебя тревожит?”. Но он знал, что этого делать нельзя: Цзон почувствовала бы себя неловко. Она наверняка долго готовилась к этому разговору. Он должен оценить это. Пусть жена говорит, пусть потихоньку подводит к главному. Если полковник и научился чему-то за шесть лет, проведенных на Востоке, — так это терпению; тот, кто сразу же не усвоил этот урок, рискует навлечь на себя неминуемую беду.

— Ты знаешь, Денис, в покое, в спокойствии проявляется гармония жизни. А гармония — это то единственное, к чему стремятся люди. Основа ясного разума, благоприятной и сильной кармы. — Цзон коснулась пальцами тыльной стороны его ладони, лежавшей на гладком подлокотнике кресла. — Ты обладаешь такой кармой, очень сильной кармой. — Она посмотрела ему в глаза. — Я очень боюсь чем-нибудь ее нарушить. Но теперь я должна думать еще об одной жизни, той, в которой смешались и переплелись наши кармы. — Полковник снова кивнул, и Цзон, довольная тем, что он слушает ее и соглашается, продолжала: — Я должна тебя о чем-то попросить.