Эрик Ластбадер - Ниндзя

— Это мои мечи.

Она посмотрела на Николаса и улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, что ты самурай?

— В каком-то смысле, — ответил он серьезно и поднялся с дивана.

— Можно посмотреть длинный меч? Николас бережно снял меч со стены.

— Я не должен был бы это делать. — Он держал ножны в одной руке, а другой обхватил длинную рукоять.

— Почему?

Николас медленно потянул за рукоять, открыв небольшую часть сверкающего лезвия.

— Меч можно обнажать только для поединка. Это священный клинок. Он дается при посвящении в мужчины, у него есть собственное имя; это душа и сердце самурая. Этот меч длиннее обычного, он называется дай-катана , большой меч. Не трогай, — сказал он резко, и Жюстина отдернула палец. — Ты могла порезаться.

Николас увидел ее отражение в зеркале клинка — широко открытые глаза, слегка удивленные губы. Он слышал рядом с собой ее дыхание.

— Можно я посмотрю еще немного? — Жюстина откинула прядь волос со лба. — Очень красивый меч. Какое у него имя?

— Да, смотри. — Николас подумал о Цзон и Итами. — Иёсё-гай — это значит “на всю жизнь”.

— Это имя дал ты?

— Нет, мой отец.

— Красивое имя; мне кажется, оно ему подходит.

— В японских клинках есть тайна, — сказал Николас, укладывая меч в ножны. — Этому мечу почти двести лет, но он выглядит как новый: время не оставило на нем никаких следов. — Он осторожно повесил меч на место. — Такого острого лезвия никогда больше не было и не будет.

Зазвенел телефон.

— Ник, это Винсент.

— Привет. Как дела?

— Прекрасно. Знаешь, а я собираюсь в твои края.

— На побережье?

— Да. В Уэст-Бэй-Бридж.

— Слушай, это здорово. Мы не виделись...

— С марта, не напрягай свою память, Я остановлюсь в городе, у Дока Дирфорта.

— И не думай. Ты остановишься у меня, рядом с морем. Здесь полно места, а в городе ты не поплаваешь.

— Извини, но это не отпуск. Пока не выясню в чем дело, мне лучше побыть у Дока.

— Как поживает Нейт?

— Как всегда. У всех нас слишком много работы, Николас посмотрел на Жюстину, которая листала блокнот с эскизами, загустив одну руку в сдои густые волосы... Она потянулась к сумке, достала карандаш и принялась заканчивать эскиз.

— Ты не один?

— Нет.

— Понятно. Ладно, я приезжаю сегодня вечером, — Винсент засмеялся, и в его голосе послышалась неуверенность. — Знаешь, там у вас действительно что-то произошло. Представляешь, Грауман дал мне свою машину вместе с Томми. Так что я подремлю на заднем сидении. — Он вздохнул. — Не везет мне. Пару лет назад, до сокращения бюджета, я бы ехал на “линкольне”. А теперь придется довольствоваться “плимутом” поносного цвета.

Николас расхохотался.

— Звякни, когда приедешь.

— Ладно. Пока.

Николас опустил трубку и сел рядом с Жюстиной. Его глаза следили за движениями ее карандаша, однако мысли были далеко.

— Кажется, теперь я понимаю, почему вы меня вызвали, — сказал Винсент.

— Вы разобрались в чем дело? — спросил Док Дирфорт. Винсент потер большим и указательным пальцами уставшие от резкого света глаза, затем еще раз просмотрел листки отчета.

— Честно говоря, я не уверен.

— Человек, труп которого мы только что видели в подвале, не умер от утопления.

— В этом я не сомневаюсь, — согласно кивнул Винсент. — Отчего бы он ни умер, только не от удушья.

— Как видите, — продолжал Док Дирфорт, указывая на бумаги в руках Винсента, — ни он, ни его родственники никогда не страдали сердечными заболеваниями. Это был совершенно здоровый тридцатишестилетний мужчина; несколько лишних килограммов — и не более того...

— Он умер от обширного инфаркта миокарда, — добавил Винсент. — Сердечный приступ.

— Спровоцированный вот этим. — Дирфорт наклонился к столу и ткнул пальцем в документ.

— Вы обработали данные на компьютере? Док Дирфорт покачал головой.

— Не забывайте, для всех это “случайная смерть в результате утопления”. Пока, по крайней мере.

— А что скажут о задержке вашего отчета у главного патологоанатома? — Винсент передал бумаги Дирфорту.

— У меня ведь могли возникнуть кое-какие проблемы с семьей покойного.

Дирфорт взял папку под мышку и вывел Винсента из лаборатории, погасив за собой свет.

Жюстина сидела на краю дивана, поджав ноги и обхватив руками колени. Ее открытый блокнот лежал перед ними на невысоком кофейном столике. Дождь стих и превратился в мелкий туман, но оконные стекла были по-прежнему мокрыми.