Эрик Ластбадер - Кайсё

— Schola cantorum, — произнесла она. — Секрет этой ниши заключается в том, что она придает более богатую окраску человеческому голосу. Тогда, в те далекие времена... здесь было основное святилище, здесь билось сердце храма.

— А теперь все вернулось на круги своя, — заметил Николас. — Как я понял, каждодневные литургии сейчас служат совсем в другом месте.

— Но менее святым оно от этого не стало, — ответила она.

Широкая улыбка скользнула по ее губам. Ее глубоко посаженные глаза сверкнули. Казалось, в них отразилось все внутреннее убранство храма со всеми его древними реликвиями:

— Я не назвала вам своего имени. Меня зовут Челеста.

— Мое же вам известно, если вы сумели распознать меня под маской.

Челеста рассмеялась; благодаря необычной акустике смех ее словно рассыпался по помещению.

— Да, я знаю, кто вы.

— А где же... — начал было Николас, но осекся по сигналу Челесты, приложившей длинный изящный указательный палец к губам.

— Пожалуйста... Не упоминайте его имени даже здесь, под этими сводами — святыми сводами.

Она приблизилась к нему, шорох ее одежд походил на стрекот цикад в теплую летнюю ночь. Когда она проходила мимо канделябра, Николас заметил, что у Челесты на голове был надет шелковый тюрбан. Он был цвета венецианского неба в момент захода солнца, его украшали выложенные белыми и черными жемчужинами полумесяцы, по краям свисали бледно-зеленые небольшие камни. Надо лбом блестела исключительно тонкой работы золотая диадема, в которой было закреплено страусовое перо.

— Значит, вы должны быть осведомлены о маске, которую я выбрала для вас.

— Да. Баута. Это почти все, что я знаю.

— Я же ношу Домино, — мягким голосом сказала она. — Имя дано из латинского «Benedictio Domini», или «благослови тебя Господь», — как видите, довольно избито.

— Так вы и были тем святым отцом, который привел меня сюда, — полуутвердительно произнес Николас с внезапным внутренним озарением.

— Именно я. Мне необходимо было увериться, что за вами никто не следит.

— А кто бы мог за мной следить?

Челеста уклонилась от прямого ответа. Вместо этого она произнесла:

— Вы знаете, что сегодня за ночь?

— Конец октября, начало ноября. Со всеми этими переездами я запутался в часовых поясах.

— Это канун дня всех святых, — прошептала в ответ Челеста. — Единственная ночь в году кроме карнавальной, когда маски являются нормой. Поэтому было так важно, чтобы мы встретились именно в эту ночь. Маски защитят нас, точно так же как они защищали наших предков.

— Вас ваша, может, и защитит. Что касается моей, то я не уверен, что она сделана в Венеции.

На губах Челесты появилась какая-то загадочная улыбка.

— Добро пожаловать в Безмятежность, — едва слышно выдохнула она. — В Безмятежную Республику.

Где я раньше мог видеть эту улыбку? Николас задумался.

— Не пора ли нам уходить? Как я понял, меня вызвали сюда по срочному делу.

— Вы правы. И для такой срочности есть весьма веские причины. Но даже и в этом случае предосторожность превыше всего. Ею и продиктована эта наша встреча.

Она взяла его под руку, и до Николаса донесся аромат ее духов, чувственный и тонкий, этот запах был ему совершенно незнаком.

— Надеюсь, вы не найдете мою компанию слишком тягостной.

Она вывела его из храма через боковой вход, и они оказались под аркой каменного моста. Было очень темно, мрачные воды канала едва слышно плескались о замшелые плиты причала. Согнувшись под низким сводом, Николас в тусклом свете видел, что Челеста закрыла на ключ старинную деревянную дверь, укрепленную железными скобами.

— Это очень примечательное место, — сказала Челеста, поворачиваясь к Николасу. — В 535 году византийский император Юстиниан пересек море и вместе со своими войсками вторгся в Италию, чтобы взять вновь под свой контроль бывшую часть своей империи, некогда захваченную гуннами. Во главе этого похода стоял блестящий военачальник Белизарий.

Николас различил слабую тень улыбки, мелькнувшей на ее губах.

— И то, что этот храм называется сейчас церковью Сан-Белизарио, звучит просто насмешкой над историей.

— Неужели вы хотите сказать, что речь идет об одном и том же историческом лице, — возразил Николас. — Не может такого быть, чтобы византийский вояка превратился вдруг в христианского святого.

— Это же Венеция. Если вы знакомы с ее историей, вам должно быть известно, что в ее истории нет ничего невозможного.

Они вышли из-под свода моста. У небольшого частного причала их уже ждала гондола, выкрашенная золотым и зеленым. Николас уселся, следом за ним на лодку ступила Челеста. Она оттолкнулась от причала, затем взяла длинный шест и направила гондолу в канал. В рясе с капюшоном она походила на иллюстрацию из жизни древней Венеции.