Эрик Ластбадер - Кайсё

Кен изучал взглядом трость Нанги, как если бы она была написанным предложением, которое следовало разобрать по частям. Внезапно он наклонил голову.

— Сын? — вздернул голову Нанги. — Я никогда не знал, что у тебя есть сын.

Кисоко улыбнулась, и ему показалось, что он слышат, как лед тает в холодильнике на кухне.

— Кен не был со мной, когда мы... знали друг друга. Он был в школе. Я не видела причины говорить о нем.

«Конечно, она права. Он имел дело с ней, а не с ее семьей».

Она поднялась, зашуршав кимоно, погладила его по руке.

— Я должна ответить на этот звонок. Это недолго.

Нанги и Кен остались вдвоем. Они осторожно разглядывали друг друга, как борцы сумо перед схваткой. Нанги, соблюдая приличия, не смотрел на безжизненные ноги Кена, делал все возможное, чтобы на его ладе не появилось чувство жалости.

— Прошло много времени с тех пор, как ваша мать и я видели друг друга.

— Я знаю.

Нанги сделал вид, что осматривается кругом.

— Это прекрасный дом.

— Мать унаследовала его.

Кен сказал это со вспышкой гнева, что озадачило Нанги.

— Ей повезло тогда, — добавил он.

— Вы так думаете?

Нанги, чувствуя неудобство от того, что они находились далеко друг от друга, встал и прихрамывая прошел через ковер к месту, где сидел с холодным выражением лица Кен.

— Я просто имел в виду... — проговорил Нанги. Что-то изменилось в лице Кена. Он с удивлением смотрел на Нанги, как если бы тот изменил цвет своей кожи или оказался женщиной. Глядя, как Нанги опирается на свою трость, он сказал:

— Мать никогда не говорила мне. Сильно болит?

— Иногда. А обычно вполне терпимо.

Кен, казалось, размышлял над его словами некоторое время.

— Вы знаете, я часто думал о вас. Да, это правда. Я всегда считал, что ненавижу вас, и, удивительно, что сейчас, когда я повстречал вас, я не в состоянии вызвать в себе эту ненависть.

— Я ценю это, — заявил Нанги. — Я, возможно, причинил боль вашей матери, но я никогда не переставал любить ее.

— Вероятно, это так, — сказал Кен. — Вы были вторым человеком, по которому она сходила с ума и который причинил ей боль. Может быть, ни один из вас не хотел этого. — Он пожал плечами, его мускулы покрылись дрожью. — Карма, не так ли, Нанги-сан? Моя мать вызывает у мужчин вполне определенные чувства. Они не могут ничего поделать с этим, так же как и она сама. — Он закрыл глаза. — Она все еще так красива. — Глаза открылись. — Я хочу показать вам кое-что.

Нанги кивнул, они покинули библиотеку, миновали заднюю лестницу. Кен открыл узкую современную дверь, выглядевшую не на месте в этом доме. Вошли в небольшую кабину лифта, и Кен нажал кнопку с цифрой "3".

Лифт остановился, Кен открыл дверцу, проводил Нанги через покрытую ковром прихожую, оклеенную обоями с рисунком больших, с голову ребенка, пионов, соединяющихся друг с другом причудливыми колючими лозами. В прихожей пахло сталью и маслом.

Кен открыл другую дверь и въехал внутрь. Следуя за ним, Нанги обнаружил себя в додзе, гимнастическом зале для тренировок в боевом искусстве. Это была комната без окон, сват падал из отверстия в середине высокого потолка. Вдоль всех четырех стен, от пола с татами до высоты бедер человека среднего роста, была выстроена самая удивительная коллекция холодного оружия, какую когда-либо приходилось видеть Нанги. Здесь было все, от длинного дай-катана, традиционного оружия самураев, до серии сабель нормального размера — катана, вакидзаси, длинные ножи, применявшиеся наряду с другими видами оружия для свершения сеппуку, ритуального самоубийства, античные железные боевые веера с вмонтированными по краям лезвиями, отточенными до остроты бритвы, манрикигусари — оружие, состоящее из шипов и цепи, всякого вида сюрикен — маленькие заостренные стрелы, часто используемые ниндзя.

Кен приблизился к краю татами.

— Я думаю, вы оцените коллекцию. Это начало семнадцатого века.

Нанги, понимая, что коляску нельзя вкатить на татами, собирался сказать Кену, что его не интересует оружие. Но он подозревал, что Кен примет это как ужасный удар по его самолюбию.

Кен каким-то образом изогнул тело, не двигая ногами.

Нанги смотрел одновременно с восхищением в ужасом, как Кен вытянул себя из коляски и поместил свои безжизненные ноги на татами. Он пополз странным образом, используя мощные плечи и руки. Нанги прихрамывая двинулся за ним.

Кен добрался до стены, где находилась серия катана, подвешенных в ножнах из лакированной кожи, с ручками, отделанными серебром. Его глубокие коричневые глаза рассматривали коллекцию. Затем он снял один меч и медленно, любовно вытащил лезвие из ножен. Сталь была так отточена, что края казались невидимыми и заструились, когда Кен стал им двигать. Создавалось впечатление, что это не твердый предмет, а река света, горячая от нетерпения, как если бы это был коан дзен.