И, вероятно, только одна лисица и знала правду — что фермер узнал про любовь больше, чем он когда-либо хотел знать. Любить кого-либо — это совсем не то же, что позволить любимому человеку путешествовать через твои мысли и память подобно ночному призраку. Жить в одном доме — это совсем не то же, что жить вместе в разуме, где нет никаких секретов, никаких передышек и где никогда не бывает тишины, потому что там всегда двое.
Только тишина и глухие звуки собираемых роботов, те же самые монотонные удары, скрипы и гул ночью и днем в отупляющем повторении окружали теперь До Дука.
Почему ему вспомнилась сейчас эта странная история? Как она напугала его, когда он был ребенком! Каждую ночь он пытался уснуть, но не мог, представляя себе, что, когда он заснет, кто-то, кого он любил, тайно заберется в его мозг как демон. Придя в отчаяние, он в конце концов залезал в кровать француза, не обращая внимания, спал ли француз один или с женщиной-компаньонкой. Француз позволял ему прижаться к себе и почувствовать себя в безопасности. Он никогда не сказал об этом никому ни слова.
«Почему я не забирался к своей матери? — спрашивал себя До Дук в таинственном свечении фабрики по производству роботов. — Почему я шел к французу?» Он посмотрел на свое собственное лицо, слившееся с лицом Николаса, прежде чем смог задать себе следующий и последний вопрос. «Почему я убил человека, который предложил мне...»
Он отвернулся от своей жертвы и, слепо хватаясь за брусья клетки, прижался лбом к металлу, пока яркие искры от боли не взорвались у его глаз.
Мог ли он произнести это, хотя бы про себя? Не доказывает ли история о жене фермера предельную опасность подобного опыта? Не доказывают ли это также все тяжелые, кровавые уроки, которые он получил, когда подрастал?
Любовь это смерть.
Да. Но он любил Маргариту.
Вот, он сказал это и теперь, конечно, он проклят.
Он застонал помимо своего желания.
За ним, вне железной клетка, формировались тела, гладкие от масла; испытывались и прикреплялись в гнездах с помощью шарикоподшипников руки и ноги. Инфракрасные глаза устремляли свой взор в бесконечность, за пределы времени и пространства, в другую реальность, не имеющую ни боли, ни ужаса. Ни любви.
Николас, будь проклята его душа, был без сознания, совершенно не зная об ужасе, испытываемом До Дуком, о его чувстве беспомощности перед обликом Маргариты в его сознании. Подобно жене фермера, ее суть отказывалась уходить, несмотря на расстояние и проходящее время. Она держалась цепкими когтями внутри него, пробиваясь через трясину его прошлого, вглядываясь в его грехи, все еще любя его.
Он не мог вынести этого.
Он откинул голову назад, издал грубый, нечленораздельный крик, полный боля и отчаяния. Вне клетки стальные слуги рождались через точные, отсчитанные по часам интервалы.
Затем он ухватил плечи Николаса, стал трясти его, чтобы разбудить. Когда из этого ничего не вышло, он наклонился вперед и со злобой впился зубами в руку Николаса. Тот пошевелился, его глаза открылись. Сапфировый свет свился в дугу и замерцал.
До Дух сказал:
— Проснись! Время умирать!
* * *
— Этот сукин сын Манч! — произнес Лиллехаммер.
— Оставьте свой гнев для тех, кто может почувствовать его.
Лиллехаммеру с трудом удалось сдержать дрожь. Кондиционер работал на полную мощность, и было холодно, как в арктической тундре. Для Лиллехаммера, привыкшего к жаре и влажности Юго-Восточной Азии, было трудно во время этой беседы удерживать от посинения свои губы.
Червонная Королева откинулся на крутящемся рабочем кресле, вытащил манжеты волосатой оранжевой с голубым сорочки фирмы «Турнбулл энд Ассер» так, чтобы они выглядывала на полдюйма из рукавов его кашемирового блейзера.
— Я давно не нажимал на спусковой крючок большого ружья. Скажите, какое вы испытываете при этом чувство?
Можно было видеть, как маленькие облачка пара выходили из их ртов. Их отражения появлялись в таком количестве поверхностей из нержавеющей стали, что Лиллехаммер представил, что он находится в холодной комнате морга.
— Как будто вы находитесь на небе.
Червонная Королева улыбнулся.
— Я поспорил сам с собой, что вы именно так и скажете.
Стол из нержавеющей стали, такие же стулья и лампы, плинтусы из нержавеющей стали вдоль стен, покрытых блестящим, белым как лед лаком, который действовал на нервы Лиллехаммера. Может быть. Червонной Королевой было специально задумано вгрызаться в него медленно, подобно тому как рак разъедает тело. Он теперь спал не более часа за один прием. Громадное напряжение, которое он испытывал от того, что проводил операцию, прямо запрещенную его вышестоящим начальником, давило на него.
Читать дальше