Эрик Ластбадер - Кайсё

— Дайте мне вашу руку, — спокойно попросила Маргарита. — Нет, не эту, а другую.

Он протянул свою биомеханическую руку.

Она взяла ее и стала смотреть на место, где естественная кожа соединялась с частями, сделанными человеком.

— Мир мужчин жесток, — сказала она, — а мир женщин... женщина недоумевает, почему вообще для равновесия нужно насилие.

— Но пассивность...

— Вы все еще рассуждаете, как мужчина. — Она ласково улыбнулась ему. — Пассивность здесь ни при чем. Мужчины ошибаются, думая, что, если женщины не видят смысла в насилии, они должны быть пассивными существами. Это просто неверно. — Она вскинула голову. — Но по крайней мере в одном важном отношении мужчины пассивны. Когда они стоят перед выбором, они всегда предпочтут статус-кво. Им ненавистны какие-либо перемены, и они ведут постоянную борьбу против них. С другой стороны, и женщины хотят стабильности. Если это желание исчезнет, то вы будете не женщиной, а совсем другим существом.

Принесли омаров и пиво. На Маргариту и Кроукера надела покрытые пластиком фартучки, которые завязывались сзади на шее. Маргарита взяла щипцы и начала раскалывать яркую оранжево-красную скорлупу клешня омара.

— Я стала понимать, что во мне существует что-то еще. Роберт, так он назвал мне себя, доказал мне это. Я была готова убить его. Теперь я здесь с вами. Я наконец способна сказать мужу «плевала я на тебя» и чувствовать себя правой. Я смогла понять, как исковеркана была моя жизнь, когда я оставалась с ним. Я была не права, ища стабильности для себя и для моей дочери. Она больна булимией, и для этого есть чертовски важная причина. Она не глупая девочка и уже не ребенок. Она понимает, что происходит вокруг нас, чувствует несправедливость сильнее, чем взрослые. Может быть, я нанесла ей больший урон, чем кто-либо другой. Я считаю, что это Роберт помог мне открыть для себя эту важную правду. Можете вы это понять?

Кроукер не проронил ни слова во время ее монолога. Может быть, из-за съеденных моллюсков или от беспокойства в связи с тем, что произошло и что, по всей вероятности, еще произойдет здесь, если он правильно поведет дело, он потерял аппетит.

— Вы должны принять решение, Маргарита. Я полагаю, что вы решили помочь мне найти Роберта. Вы хотите снова с ним увидеться? Что можете вы получить от этого? Он — убийца, безжалостный, хитрый, возможно, не совсем в своем уме, во всяком случае чрезвычайно опасный. Вы остались живы после одной встречи с ним. Кто может сказать, что случится во второй раз?

— Он не причинит мне вреда.

— Как вы можете быть уверены в этом?

Маргарита постучала пальцем по груди, где находилось ее сердце.

— Я знаю это так же, как то, что я ем или дышу. Есть какая-то связь с ним так глубоко во мне, что она не поддается мысли или сознанию. Конечно, в этом нет никакой логики. Однако я в этом уверена.

Как ни странно, но он верил ей. Глядя в ее ясные глаза, он видел в них правду, которая глубоко его тревожила. Он почувствовал, что волосы на его затылке зашевелились, как если бы за его спиной внезапно возник человек, называющий себя Робертом. Кроукер переменил положение на стуле, испытав внезапно какое-то неудобство.

Думая о том, что он и Лиллехаммер увидели в доме морской пехоты в Санта-Клауде, он обратился к Маргарите.

— Вероятно, вам следует хорошенько осмыслить, что Роберт сделал с Домиником.

— Вы думаете, я могу это забыть?

Она также не хотела больше есть, и Кроукер подозвал официантку убрать вое со стола. Маргарита подождала, когда та уйдет, затем продолжила.

— Но есть еще что-то, кроме смерти Дома, а я думаю над этим с тех пор, как вернулась из Миннесоты. — Она стерла с рук влагу а крошечные остатки розовато-белого мяса омара. — Я сказала вам, что хочу рассказать все. Это не был театральный жест. Я так решила.

Она наклонилась вперед. В ее лице чувствовалась некоторая напряженность.

— Помните, Франси говорила вам о своих посещениях дяди Дома, что она часто ходила со мной вместе, проводила время на кухне, дегустируя содержимое холодильника, где Дом держал мороженое? Интересно, задавались вы вопросом, что я там делала так часто?

— Вы были братом и сестрой, то есть это — одна семья.

Теперь искренняя улыбка озарила лицо Маргариты.

— О боже, Лью! Это то, что всегда говорил мне Дом, когда я выражала беспокойство, что мы проводим вместе слишком много времени. Он покашливал и говорил: «Конечно, bellissima, мы — это семья. Кто будет удивляться, что мы проводим вместе время? Не Тони, и, конечно, не фэбээровцы!»