Эрик Ластбадер - Цзян

Она дрожала, как лист на ветру. Чжилинь ничем не мог ей помочь. Он только обнял ее крепко-крепко, чтобы хоть как-то успокоить.

Постепенно рыдания ее утихли, и он смог сказать:

— Тогда тем более нельзя терять головы. Ты должна использовать все свое влияние, чтобы Ху получил необходимую поддержку в борьбе за власть. Ведь не только Чана надо опасаться. Есть еще и Лин Сипу...

Май опять расплакалась.

— Не знаю, Чжилинь, не знаю... — Вне себя от отчаяния, она раскачивалась из стороны в сторону. — Мне кажется, у меня уже нет никаких сил бороться. Без Ятсена...

— Что ты такое говоришь, Май? — прошептал он. — А что бы он сказал, если бы услыхал такие жалкие слова, не достойные революционера? Конечно, он бы выругал тебя как следует! Неужели ты не чувствуешь, как в тебя вливается его сила? Даже я это чувствую. И все остальные тоже... И они тебе завидуют. — Он посмотрел на ее бледное, заплаканное лицо и подумал, что никогда прежде он не любил так, как сейчас, эту пламенную революционерку. — Твои враги ждут не дождутся, когда ты отступишь, чтобы со злорадством объявить, что тебя пора списывать. Твои слезы, твоя слабость — они недостойны ученицы Сунь Ятсена. Не их он ждет от тебя, Май! Не для этого он делился с тобой своими самыми сокровенными мыслями, не для этого он приблизил тебя к себе и доверял тебе больше, чем кому-либо еще из своих сподвижников. Разве ты не видишь, что теперь судьба дела его жизни в твоих руках? И что только твоя сила, твоя стойкость поддерживает его ускользающую жизнь? Не будь тебя рядом, болезнь уже давно бы доконала его...

— Спасибо, — голос Май был тих, как вздох. Она склонила голову и прижалась своим пылающим лбом к его груди. Как бегун на дальнюю дистанцию, обретающий второе дыхание, она почувствовала в себе мужество идти дальше по избранному пути, закончить то, что у нее хватило дерзости начать.

— Спасибо тебе, муж мой, — шептала она. — Спасибо.

В апреле этого же года Чжилинь получил повышение по службе, став старшим инспектором порта. По окончании рабочего дня, он поспешил домой, чтобы сообщить Май эту приятную новость. Он уже давно часть своего жалования вкладывал в ценные бумаги (Май, конечно, предпочла бы, чтобы они шли в партийную казну). Сложив свои сбережения, он и его два брата купили землю в районе города, где, как они предполагали, земля скоро подымется в цене. Через полгода они продали два своих участка, утроив свои капиталы. Теперь на доходы с недвижимости плюс его увеличившееся жалование Чжилинь мог стать совладельцем торгового судна. Его братья сомневались, что такая вещь им по плечу, но Чжилинь имел далеко идущие планы.

Уже спустились сумерки, когда он добрался до дома. Май еще не вернулась. Не теряя времени даром, Чжилинь взял перо и ручку, присел к столу и начал расчеты, прикидывая потенциальные барыши с доли в одном из кораблей, способных ходить в дальние плавания. Поглощенный вычислениями, он не сразу услышал, как в комнату вошла Май. Абсолютная тишина, последовавшая за звуком закрывающейся двери, заставила его поднять голову от ряда цифр, которые он уже написал на листе бумаги.

— Май?

Ее лицо было бледно, тело как будто одеревенело. Чжилинь вышел из-за стола, приблизился к ней и взял ее руки в свои. Они были холоднее льда.

— Во имя всех богов, что случилось?

Безмолвно подняла она на него свои глаза, и такая скорбь и тоска были в них, что он сразу понял, что Сунь Ятсена не стало.

— Он уехал в Пекин один, — с трудом разжимая губы произнесла она. — Я хотела ехать с ним. Я умоляла позволить мне ехать с ним... Но он был непоколебим в своем решении. — Чжилинь видел, что она борется с собой, чтобы не расплакаться. — Он чувствовал, что смерть приближается и он уехал туда умирать. Один. Как будто он не хотел умирать здесь, среди своей семьи...

Чжилинь всем сердцем своим почувствовал эту невосполнимую потерю. Будто добрая рука, к ласке которой он привык, вдруг исчезла.

— Наверное, он, как всегда, думал о Революции, — тихо молвил он. — Ятсен не хотел, чтобы наша память о нем была омрачена зрелищем его последних слабостей, неизбежных в умирающем человеке. Он хотел, чтобы мы помнили его сильным, цельным, рвущимся в бой.

— Пусть так, — прошептала Май. — Но мне страшно за нас всех.

Go смертью Сунь Ятсена встал неизбежный вопрос о том, кто будет его наследником на посту руководителя Гоминьдана. Как и ожидалось, наиболее очевидным кандидатом был Ху Ханмин. Его голос с трибуны партийного съезда был голосом разума и здравого смысла. Конечно, Лин Сицу противоречил ему во всем, требуя немедленной военной мобилизации. Как ни странно, Чан Кайши, раньше больше всех ратовавший за этот шаг, теперь молчал. Он сидел, насупившись, в своем кресле, окруженный адъютантами, и поглядывал на двух соперников с видом судьи. Чжилиня весьма беспокоило это в высшей степени нетипичное поведение Чана. Ведь генерал всегда считался человеком действия, и Чжилинь, как Май и Ху Ханмин, ожидал, что он заявит о своей позиции более решительно.