Эрик Ластбадер - Цзян

— При всем уважении, я протестую...

— Вы расскажете этому трибуналу все без утайки или будете отвечать за последствия по всей строгости закона!

— Моя преданность Родине вне сомнений! Я протестую...

— Не смейте говорить о Родине! Я лишаю вас всех привилегий как члена правительства и заключаю под стражу. Суд решит вашу дальнейшую судьбу.

— Это чудовищное недоразумение, товарищ премьер! Вы попались в ловушку, расставленную прожженным интриганом!

— Чуть-чуть не попался, товарищ У. Чуть-чуть. Но, благодаря бдительности товарища Ши и товарища Чжана, вы сами в нее угодили!

В этот момент Чжан Хуа, который во время этой перепалки дрожал сильнее обычного, вдруг охнул и, оттолкнув поддерживающую его руку Чжилиня, тяжело упал на пол лицом вниз.

— О, Будда! — выдохнул Чжилинь. Превозмогая пронзающую его боль, он опустился на колени перед распростертым помощником.

— Чжан Хуа! — восклицал он. — Чжан Хуа!

Премьер дал знал охранникам, и двое бросились на помощь министру, а третий побежал за врачом. Не прошло и пяти минут, как личный врач премьера опустился на колени перед лежащим на полу человеком. Проворив пульс, он покачал головою и с великой осторожностью перевернул его на спину. До самого своего смертного часа это мгновение будет стоять в памяти Чжилиня с кристальной четкостью: добрые руки незнакомого доктора осторожно переворачивают Чжан Хуа; неподвижные глаза на пепельно-сером лице, уставившиеся в потолок.

Он понимал, что это судьба, жестокая судьба скосила его помощника в минуту его торжества. Сердце его кричало от боли. Что значит рядом с этой болью победа над ЦУН, одержанная после многих лет борьбы? Жалкая эта победа, раз Чжан Хуа не может разделить ее с ним. Чжан Хуа, человек чести и долга. Человек, поломавший свою жизнь ради Чжилиня.

Именно такую смерть принято называть героической.

Он чувствовал потерю давнего друга с такой остротой, словно потерял ногу. Остаток своей жизни он проживет калекой. Возможно, он и был калекой всю свою жизнь. Со страшной силой нахлынули на него воспоминания не только лет, прожитых бок о бок с этим человеком, но и. мгновения, когда он оттолкнул от себя Афину и Джейка, Шен Ли и мальчика, который стал Ничиреном.

Склонив голову, он застонал от невыносимой муки: сердце, сокращаясь, посылало по всему телу волны боли, как от никогда не заживающей раны.

Судьба, - подумал он. — Жестокая судьба.

Неужели и детей он потеряет так же внезапно, как потерял лучшего друга?

— Боюсь, здесь ничем нельзя помочь, — сказал врач, подтверждая то, что Чжилинь знал и без него. Врач бросил на премьера виноватый взгляд. — Его. сердце просто перестало биться. Скорее всего, инфаркт миокарда. Но окончательный диагноз можно делать только на основании вскрытия...

Премьер дал знак охранникам.

— Уведите отсюда У Айпина, — приказал он. — Меня тошнит от одного его вида.

В полном остолбенении У Айпин позволил себя вывести, не сказав ни слова. Глаза его были совершенно стеклянными.

Затем премьер вышел из-за стола и спустился с помоста. Он оказался совсем маленьким человечком, меньше даже сморщенного, высохшего Чжилиня. Подойдя вплотную к своему министру, который все еще стоял на коленях возле мертвого друга, он нагнулся и помог ему подняться на ноги. — Пойдемте, — тихо сказал он. — Пойдемте со мной.

За их спиной Чжан Хуа положили на носилки и понесли к выходу.

— Велика ваша потеря, друг мой, — сказал он. — Но сознание того, что вы победили, должно хоть немного смягчить ее. Я распорядился выяснить степень вины остальных членов ЦУН. Но что касается Министра обороны и Первого секретаря партии, то на их арест можно хоть сейчас выписывать ордер. Однако с ними надо действовать с оглядкой. Слишком уж велика власть, которую они успели приобрести... Не изучи я все свидетельства, собранные вами и вашими помощниками в министерстве, я бы ни за что не поверил, что эти люди — я имею в виду ЦУН — имеют такую могущественную поддержку.

— К власти их вознесли такие могучие крылья, которые заставляют вспомнить о Боксерском восстании, — заметил Чжилинь.

— Вот именно, — согласился премьер. — Современные ихэтуани . Они спали и видели, чтобы выжить нас и совершить государственный переворот. В этом вы были абсолютно правы. Необходимо было заманить их в ловушку и сорвать с них личины «слуг народа». Опять, уже в который раз, я вам обязан более, чем жизнью: вы спасаете дело моей жизни.