Эрик Ластбадер - Цзян

Он считал, что умеет контролировать себя. Май вымуштровала его по части искусства любви и всегда говорила ему, что он нежный и понятливый любовник, хотя и не шибко страстный.

Но сейчас она не узнала бы своего Чжилиня. Он чувствовал себя так, будто забрался в неведомые глубины собственных эмоций, о существовании которых и не подозревал. Он чувствовал, как почти математический расчет искусства любви покидает его. Чем глубже проникал он в Афину, тем меньше он помнил о всех этих позах, намеренных паузах и ласках, которые должны привести и его самого, и его партнершу в состояние экстаза.

Совсем наоборот, он чувствовал безумное желание броситься очертя голову в омут страсти, ни о чем не думая, ни о чем не беспокоясь. Ее аромат пьянил его, сводил с ума. И он оставил контроль над собой и уступил тому смутному чувству, которое только что возникло в нем, и оно наполнило его блаженством, которого он раньше и вообразить не мог.

И тогда Афина, закрыв в истоме глаза, протянула к нему руки и, вцепившись пальцами в его плечи, простонала:

— Иди ко мне ближе. Я хочу чувствовать тяжесть твоего тела, когда дойду до точки!

И уже не помня себя от переполняющего его восторга, он опустился со всего маху на ее горячие, полные груди.

Слившись с ней, он поднялся ввысь, в поэтическое царство дождя и туч, и гроза разразилась ослепительными вспышками молний, и живительная влага оросила ее жаркое тело.

В воздухе пахло войной с Японией. Шел 1937 год. Но в Шанхае деловая жизнь не замирала. Горожане привыкли жить в условиях напряженности.

Чжилинь изо всех сил, насколько это было возможно, старался скрыть тревожные вести. Она никогда не испытывала тягот войны. Кроме того, она была женщиной, а такие вещи не принято обсуждать с представительницами прекрасного пола. Но Афина не переставала изумлять его. Она была умна, проницательна и гораздо храбрее любой китаянки. Она все-таки узнавала новости — разумеется, вместе со сплетнями, — несмотря на все его попытки оградить ее от них. Она постоянно задавала ему множество вопросов, и Чжилинь в конце концов, махнул рукой и рассказал ей все, что знал, лишь бы она перестала верить несуразным сплетням.

Он посоветовался с младшим братом, и они решили начать распродавать все свои неликвиды: складские помещения, промышленные предприятия и прочее. Чжилинь не очень рассчитывал на Китайскую армию, если разразится война. Во всяком случае, против Японии ей не выстоять.

В один из ненастных февральских дней его навестил Эндрю Сойер. Он пришел прямо в его контору на таможне. Такое случалось не часто, поскольку Чжилинь и Бартон Сойер старались не афишировать свои деловые связи.

К этому времени Эндрю уже вырос в высокого и сильного молодого человека. У него были отцовские голубые глаза и материнские светлые волосы Он уже давно на голову перерос Чжилиня и стесняясь своего преимущества в росте, старался в его присутствии больше сидеть. Вот и сейчас, лишь войдя в офис, сразу же придвинул к столу Чжилиня стул с высокой спинкой и уселся, не позаботившись снять пальто. Лицо у него раскраснелось, по-видимому, от зимнего ветра, гулявшего по Бунду.

— Извините, Старший дядя, я бы не пришел к вам на работу, если бы не чрезвычайные обстоятельства.

Эндрю Сойер владел кантонским диалектом даже лучше, чем его отец, и именно к нему он неизменно прибегал, общаясь с Чжилинем.

— Ничего страшного, — ответил он, мгновенно приготовившись слушать молодого человека со всем вниманием. — У меня такая работа, что всяким перерывам в ней можно только радоваться. Особенно, если ее прерываешь ты, Эндрю.

Чжилинь от души любил этого парня. Хотя он и был еще очень молод и поэтому порой ошибался, но он извлекал урок из каждой ошибки и никогда не повторял ее. Кроме того, ему не было свойственно высокомерное отношение к китайцам, как многим другим гвай-ло. Ему не надо было напоминать, в какой стране он родился и живет. Все китайцы, с которыми ему приходилось общаться, любили его, потому что в его присутствии не чувствовали себя униженными.

Эндрю с признательностью наклонил свою красивую голову.

— Это вы говорите из доброго расположения ко мне, Старший дядя. Я знаю, как загружены вы последнее время работой...

За этим вежливым введением должна была последовать основная часть, но Эндрю «завис», как поршень двигателя, когда внезапно отключается зажигание. Чжилинь решил придти ему на помощь.

— Тебя что-то беспокоит, Эндрю. В чем дело? Говори, не стесняйся.