Эрик Ластбадер - Зеро

— Есть только я, ведающая лишь вечную печаль и отчаяние. И я воздам тебе по заслугам.

Бивший в глаза свет померк. Девушка заморгала. Поляна была пуста. Она возвратилась домой, но ее никто не узнал. Даже отец: он оплакивал свою дочь, потерявшуюся в бурю.

Девушка поняла, что произошло, только когда посмотрелась в зеркало и в ужасе замерла. Ее белое лицо прорезали морщины, которые способно оставить одно лишь время. В мгновение ока она превратилась из цветущей девушки в старуху.

Наутро она покинула селение, ибо не могла больше видеть давних знакомых, которые теперь не узнавали ее. Через какое-то время добралась до горной тропки, по которой бредут паломники из Токио в Киото. Там она поселилась в большом пустом анхитсу, простой хижине, в которой останавливались бродячие монахи. И провела там остаток своих дней, давая пищу и приют усталым странникам, которые проходили по этой горной дороге.

Но в ее памяти навечно запечатлелась страшная ледяная фигура, стоявшая в ту грозовую ночь на лесной поляне. Фигура Мегами Китсуни, божественной лисицы.

Гуси сели на заснеженное поле. Их гогот тоскливо разносился в воздухе. Летели они очень грациозно, а по земле ходили неуклюже, и это был очень смешной контраст.

Филипп спросил, обнимая Митико:

— Ты боишься божественной лисицы?

Она грустно посмотрела на него молча кивнула. Они отошли от святилища. Последняя ароматическая палочка, принесенная Митико в дар богине, уже догорела. Гуси успокоились, и теперь тишину нарушали лишь редкие порывы ветра, шелестевшего в ветвях. Вспугнутый заяц кинулся наутек, поводя куцым белым хвостиком.

— Чего я боюсь? — Митико осеклась и отвернулась, словно набираясь мужества. — Я боюсь, что веду себя эгоистично, как та девушка. Я хочу тебя. Но ты женат, да и я замужем. Порой я лежу без сна в холодной ночи и трепещу от ужаса, думая о моем грехе.

— Это и мой грех, — сказал Филипп. Митико вяло улыбнулась, но не ответила, когда он привлек ее к себе.

Как и говорила Митико, у них было очень много дел, пока ее отец Ватаро Таки работал на апельсиновых плантациях на Кюсю. Он уже приготовил для них досье на три самых могущественных семейства якудзы в Токио. Но все это служило лишь фоном, а Филипп и Митико сами должны были разведать, чем сейчас занимаются и увлекаются, какие отдаленные цели ставят перед собой эти три семейства или, как их называли в якудзе, гуми.

Одно из семейств носило имя Таки-гуми, и Филиппу было совершенно ясно, что Ватаро хочет стать главой этого клана. Как он объяснил Филиппу, засилье Дзибана в деловой сфере и в бюрократических кругах вынудило его пойти по единственному пути, сулившему власть: отправиться на «дно» якудзы. Здесь, на задворках закоснелого кастового общества, Ватаро надеялся построить свою империю.

Если он станет оябуном, боссом Таки-гуми, в ближайшие десятилетия перед ним откроются возможности возвыситься в сфере предпринимательства, подняться по чиновничьей лестнице, даже проникнуть в правительство! Ибо Ватаро был прозорлив и понимал то, что мало кто понимал в те времена: преступный мир якудзы еще лежал в пеленках. Если стать во главе якудзы, то под его руководством удастся выпестовать силы, способные сразиться с Дзибаном. Ватаро чувствовал, что у якудзы огромные задатки, которые принесут пользу, если развить их в нужном направлении. Ему уже было ясно, что коммунисты мутят воду в среде портовых рабочих. Если, к примеру, задействовать Таки-гуми в усмирении этих мятежей, во время которых гибнут десятки японских полицейских, правительство окажется перед ним в большом долгу.

Это тоже было частью его стратегии. Он считал якудзу наилучшей стартовой площадкой проникновения в законный бизнес, правительство и даже чиновничий мир, оплот Дзибана. Только приобретя достаточную власть, он нанесет удар и победит Дзибан!

Но Ватаро понимал, что подобная стратегия требует огромного терпения и дисциплинированности. Осуществление плана Ватаро требовало десятилетий. А первым шагом к достижению власти было главенство над Таки-гуми. Пока неясно было, как добиться власти над двумя другими семействами.

Хотя между тремя семьями существовало соперничество, становилось все очевиднее, что последствия войны и оккупации Японии в целом сплотили кланы, пусть временно и не очень прочно. Они начали смыкать свои ряды в борьбе против внешнего врага, ведь американская армия вступила в серьезную схватку с преступным миром, якудзой.