Эрик Ластбадер - Белый ниндзя

— Говорят, ты родом из Асамы, — Су посмотрела на него. — Это правда?

— Да, — Он почувствовал, что она вся напряглась, и решил разрешить ей задавать любые вопросы.

— Ты случайно не знаешь тандзяна по имени Айчи?

— Нет, — ответил Сендзин, почему-то почувствовав, что знает, и попросил, описать его внешность.

Су описала Речника.

— Я его знаю, — сказал Сендзин. — Много лет он был мне отцом.

— Отцом? — воскликнула Су.

Сендзин объяснял ей, что Речник оказался братом Аха-сан, его приемной матери. Он также сказал ей, что Речник был его первым сэнсэем.

— А, тогда понятно, — сказала Су, — почему старейшины тебя боятся.

— Старейшины и Мубао меня боятся? — удивился Сендзин. — Тогда почему они приняли меня?

— Они не могли тебя не принять, — ответила она, — У них не было выбора. Ты тандзян, и они не могли дать тебе от ворот поворот. Но, зная, что ты пришел от Айчи, человека, который пытался украсть изумруды тандзянов...

— Постой, — сказал Сендзин. — Я думал, что шестнадцать изумрудов давно украдены коварной женщиной по имени Лианг.

— В самом начале было двадцать четыре изумруда, — объяснила Су. — Восемь штук до сих пор находятся здесь. Вот их-то пытался Айчи украсть.

— И чем же кончилась попытка?

— Его поймали, — ответила Су, — судили и приговорили к изгнанию. Как я понимаю, он вернулся на Асамские горы и начал преподавать там свою версию Тао-Тао. Что, надо сказать, строжайше запрещено.

— Его не очень-то останавливают запреты.

— По-видимому, — согласилась Су.

Тут Сендзину кое-что пришло на ум, и он спросил:

— А что, действительно такой закон существует, что тандзяна обязаны сюда принять? Я что-то не слыхал о таком.

— Тем не менее, могу тебя заверить, что такой закон есть.

Но что-то в ее глазах сказало ему, что она не договаривает.

— Но это не все, — сказал он, немного усилив требование известным ему способом.

— Не все, — прошептала Су. — Это касается лишь тандзянов, которые восходят по прямой линии к известным людям.

Сендзин был потрясен.

— Ты хочешь сказать, что я...

— Ты прямой потомок Цзяо Сиа, мученика, который был...

— Утоплен в водопаде Со-Пенгом, его братом.

— Да. — Солнечный свет заливал Су золотом. Ее глаза казались прозрачными. — Она прижалась к его груди.

Сендзин почувствовал, что его темная аура зашевелилась, все еще сжимая своими кольцами ее ауру. Было ощущение, что она ширится, пульсирует.

Сендзин уже давно открыл для себя наслаждение бесконтактного секса, которым были, до какой-то степени, его отношения с Шизей. Но то было своего рода игрой: кто над кем возьмет верх. Он любил ощущать, как воля Шизей растворяется под влиянием массированной атаки его ауры до тех пор, пока ее наслаждение не достигнет такой степени интенсивности, что часть его передается и ему.

Но это было нечто особенное. Сендзин чувствовал, что кольца его ауры дрожат под натиском снизу, и интенсивность этого давления была так велика, что на какое-то мгновение он был полностью дезориентирован и свободно плыл во времени и пространстве. Он совсем потерял контроль над собой, и чужая воля владела им до такой степени, что даже все проклятые вопросы, которые давно не давали ему покоя, куда-то улетучились.

Когда все закончилось, Сендзин так дрожал, что не мог встать. Тело девушки сползло с его груди. Он закрыл глаза и на один восхитительный момент находился в полном покое. Потом проклятые вопросы начали возвращаться, и он снова стал самим собой.

Сендзин и Су никогда не возвращались на это место в Тянь-шаньских горах. Может, она бы и не возражала против этого, но Сендзин никогда не предлагал ей вернуться. Он в какой-то степени чувствовал себя изнасилованным (другого слова не подберешь), хотя и испытал при этом дикий восторг. Но какая-то часть его пришла в ужас от ощущения полной подконтрольности чужой воле и не хотела повторения этого опыта.

Через три месяца после пребывания в Дзудзи Сендзин понял, что правда Речника не была "сей правдой, а еще через три года он понял, что и правда Тао-Тао не была всей правдой.

Все чаще и чаще он вспоминал Шизей, особенно ее слова: «Почему тебе надо обязательно видеть во всем изнанку?» Тогда Сендзин не ответил на этот вопрос, но теперь ему казалось, что он понимает, в чем тут дело. Теперь он бы сказал ей: «Я вижу все с изнанки, потому что знаю, что в этом мире нет единой правды, а есть множество полуправд. У каждого есть своя, а если нет, то он приобретает ее, у кого-нибудь. Поэтому вся жизнь состоит из сплошных конфликтов».